– Запомни раз и навсегда, если не хочешь иметь проблем, как звать хозяина держи от посторонних в секрете. Его привычек, увлечений и чудачеств вообще никому не раскрывай. В столице есть особый род людей, гнилых и мерзких, что шляются везде и всюду, собирают и разносят сплетни. Им щедро насыпают монеты за грязные истории о знатных и богатых горожанах. Мерзавцы с удовольствием оплевывают перед публикой таких вот «особенных» «волчат».
– Да, я заметил, что в Тарксе народ добрее и приветливей. Здесь все рабы как будто неживые. У них серые лица, пустые глаза, а рты словно залеплены смолой.
– Года не пройдет – таким же станешь. Скоро твой Мэйо прознает о местных нравах, избавиться от провинциальной темноты и будет награждать не поцелуями, а синяками и шрамами.
Островитянин горько шмыгнул носом:
– Я сохраню верность ему, чтобы ни случилось…
– Открыть один секрет? – кое-как скрючившись, Цитрин харкнул под ноги. – Если дорожишь своим хозяином, умоляй Богов отворотить его отсюда. Пусть позабудет дорогу в этот дом и держится подальше от Креона. Как говорят, он был несносным с детства, а теперь, вернувшись из Афарских джунглей, и вовсе померк разумом. В припадках гнева кидается на всех, терзает без разбора, насилует рабов, рабынь, даже сестру наказывает с излишней строгостью. Ты понял, о чем речь?
– Мой господин – не робкого десятка и может постоять за себя.
– Он – мотылек в ловушке паука Амандуса, которому потребен ихор. Ты видел нити лжи, но припасен и яд. Сначала затолкают в кокон, чтоб дернуться не мог, затем, поиздевавшись вдосталь, высосут все соки, а после вскроют вены и скажут, будто бы он, отравленный загадочною хворью, сам добровольно расстался с жизнью. Так неугодных нобилей их волчье племя отправляет к Мерту.
Нереус вскочил с лавки:
– Ты это выдумал!
– Креон хотел купить тебя за тысячу серебряных, но получил отказ.
– За тысячу! Меня?! Ну, и чушь! – рассмеялся островитянин. – Работорговцы с рынка продали за двадцать. Сейчас, наверно, запросили б пятьдесят. Всяко не больше сотни…
– Дело не в цене. Старый паук всегда берет, что пожелает любыми средствами. Его сынок такой же. Остерегайся его лап. Целым из них не выйдешь.
– Да ты горазд пугать! Зачем ему чужой домашний раб? Тут и своих в избытке.
– Пытать, – тихо сказал Цитрин. – Так пожелала Вида.
– Не верю, – фыркнул геллиец. – Клевещешь из зависти. Наш сар давно знаком со старшим Литтом. Креон – герой войны, об этом всем известно. Может, он строг, но точно не палач. Невеста Мэйо – кроткое создание с лицом прекраснейшей богини. Через полгода она составит счастье господина и войдет хозяйкой в его новый дом.
– Зря радуешься, потому что этот день станет для тебя последним.
– Сули другому беды! – островитянин сделал пальцами охранительный жест. – Убирайся!
Лысый раб медленно поднялся с лавки и побрел в темноту, чертя рукой по стене конюшни. Нереус проводил его гневным взглядом и, дойдя до повозки, сел, прижавшись спиной к колесу.
Спустя четверть часа подошли охранники и конюхи Макрина.
– Велено запрягать! – буркнул один из них, раздраженно косясь на геллийца.
– Так запрягайте! – огрызнулся сын Бальбы. – Не видишь, я занят.
– Чем это ты занят?
– Не песьего ума дело.
– Уж и спросить нельзя. По мне, торчишь тут без толку, звезды считаешь…
– Заткнитесь! – рявкнул человек в накинутом на голову покрывале, являясь из мрака сада. – Нереус, ко мне!
Островитянин подскочил, точно ошпаренный, и мигом предстал перед таинственным мужчиной. Незнакомец властно схватил юношу за руку, поволок в растекшуюся под пальмой мглу и насильно усадил на траву.
– Кто вы? – испуганно спросил геллиец.
– Я, кто же еще, – ответил сын Макрина, избавляясь от расшитой узорами накидки.
Голос поморца дрожал, а ладонь крепко сжимала пальцы невольника.
– Мэйо? – прошептал островитянин. – Трезубец Земледержца! Что случилось? Я тебя не узнал.
– Случилось… – нобиль закусил губу. – Смешная и трагичная история.
– Ты нездоров? Опять преследуют виденья?
– Увы, кошмары наяву!
– Ты, вправду, рассорился с Креоном из-за меня? В этом причина?
– Не совсем, – поморец горько вздохнул. – Есть демон пострашней Креона.
– Кто угрожал тебе? Его отец?
Мэйо понизил голос:
– Нет. Вида.
– Вида? – геллиец недоверчиво нахмурил брови. – Она довела тебя до паники?
– Когда б ты знал все тоже, что теперь известно мне, то вряд ли смог бы сохранить невозмутимость.
– На ней лежит какое-то проклятье и превращает в монстра?
– Хуже.
– Рассказывай, – потребовал островитянин совсем не тем тоном, каким следовало говорить с хозяином.
– Пока наши старики смотрели на картины, мы с Видой и Креоном поднялись в молельню. Там хлыщ быстро исчез под надуманным предлогом, а «ракушка» утащила меня в свои покои…
– Ты же не переспал с ней до свадьбы?!
– И пальцем не коснулся!
– Хвала Богам!