Прикосновения зла (СИ)

Геллиец распластался перед хозяином, сложив руки в жесте покорности:

— Благодарю, господин!

— Я обещал что-нибудь придумать. И придумал, — с гордостью заявил нобиль. — Правда, неделю придётся пожить без привычного комфорта. Но это мелочи.

— Неужели отец и вправду отослал вас в конюшню?

— Не «вас», а «нас». Тебе придётся последовать за мной. Так что вставай, любопытный нос, и пошли трудиться во славу семьи Морган.

В полут"eмном помещении конюшни, достаточно прохладном, чтобы лошади не томились от духоты даже в самую жаркую пору, трудилось больше десятка рабов. Одни уводили животных на пастбища и ухаживали за выгонами, другие чистили коней и подпиливали им копыта, третьи занимались объездкой молодняка и починкой снаряжения, четвертые убирали в стойлах и раздавали корм.

Мэйо и Нереус таскали вёдра с колодезной водой. Нобиль завязал волосы в хвост, чтобы они не прилипали к взмокшему от пота лицу.

В тонкой фиолетовой тунике с серебряным кантом молодой хозяин сразу выделялся среди одетых в серое и бурое невольников.

Это облегчало задачу надсмотрщикам.

Они издалека приглядывали за господином, посмеиваясь и переш"eптываясь.

Нереус косился на них со злостью.

Мэйо работал без отдыха, стирая руки до мозолей. Его шатало от усталости, но единственной поблажкой нобилю было разрешение трудиться с поднятой головой и пить воду из конских вёдер.

— Это неправильно, — возмутился геллиец, когда наследник Дома Морган, прислонившись к колодцу, растирал деревенеющие мышцы. — Вы не должны быть здесь, господин. Такое дело не для вас.

— Считаешь меня неженкой? — усмехнулся поморец.

— Нам не позволят передохнуть до самого заката. Потом дадут четвертину хлеба и немного уксуса, загонят в барак на каменные лежаки, а утром боль согн"eт вас так, что и дышать не сможете.

— Я — будущий Всадник, военный командир, пример мужества и стойкости. В любой, даже самой унизительной ситуации, мне надлежит не уронить чести. Понятно?

— Да, хозяин.

— Поэтому берём вёдра и шагаем, — Мэйо выдавил улыбку. — Раб должен или работать, или спать. Таков закон.

— Скорей бы уже стемнело…

Долговязый надсмотрщик с лобастой, как у быка, головой, облач"eнный в синюю тунику, крикнул геллийцу:

— Молчать, болтливый овцелюб!

Угрожающе вскинутая плеть привела Мэйо в бешенство:

— Мертов член тебе за щеку! Не смей орать на моего раба, тупая скотина!

Охранник направился к нему, шаркая сандалиями:

— Что?!

— Оглох, кривая колода?! — опасно прищурился нобиль. — Свиное рыло! На колени перед потомком Веда!

Нереус первым опустился на землю, не желая усугубить ситуацию.

Надсмотрщик, поколебавшись, исполнил требование Мэйо:

— Примите извинения, молодой хозяин. Я больше не стану повышать голос на вашего раба.

— Пошёл прочь, вонючая образина! И передай своим дружкам, что я запомнил каждого, кто посмел тут зубоскалить. Неделя пролетит быстро, а обиды я не прощаю. За них придётся заплатить!

Охранника словно ветром сдуло.

— Вставай, геллиец, — рассмеялся нобиль. — Тебе нечего бояться, а они пускай хвосты павлиньи подожмут и впредь поменьше кудахтают.

— Знатно вы его против шерсти приласкали…

— Когда дослужусь до архигоса, внесу правки в «Трактат о риторике». Или допишу второй том.

В тесном бараке было душно. Даже привыкший к тяжёлым условиям Нереус морщился от запаха грязных тел.

Мэйо с отреш"eнным видом валялся на узком лежаке, подсунув руки под голову.

— Господин, — шёпотом позвал геллиец. — Разрешите принести вам хотя бы солому.

— Если тебя увидят за пределами барака, нацепят на шею колодки.

— Я буду осторожен.

— Всё нормально, — скривился нобиль. — Я могу не спать две-три ночи кряду.

— Это плохо.

— Не в моем случае.

— Почему?

— Долго рассказывать.

Дверь приоткрылась, и в щель просунулась знакомая лобастая голова:

— Молодой хозяин, к вам пришли.

Мэйо поднялся и жестом позвал за собой Нереуса.

Под старой яблоней они увидели Йину в накидке с капюшоном. У ног девушки стояла большая, прикрытая белой тряпицей корзина.

— Молодой хозяин, — рабыня повисла на шее поморца. — До чего вы себя довели!

— А что не так? — приобнял её Мэйо.

— Щёки впали, подбородок заострился…

— Я всегда такой был. А вот Нереус…

Йина подошла к геллийцу и взяла его за руки.

— Воняет, как мертвец! — продолжил нобиль. — И, кажется, подцепил вшей. Придётся наряжать его в шелка, словно девицу.

— Нет у меня вшей! — возразил невольник, любуясь стройной красавицей. — Не надо меня в шелка.

— Хозяйка тревожится за вас, — сказала Йина. — У неё случилась истерика.

— Сколько ваз полетело на пол? — деловито спросил Мэйо.

— Шесть. Никогда не видела её в таких расстроенных чувствах.

— Скажи матери, что упражнения на свежем воздухе идут мне на пользу. Равно как умеренность в еде и любовное воздержание.

— Я принесла вам ужин.

— Жаль. Одеяло было бы полезнее.

— Постараюсь передать его утром.

— Утром от него никакого прока, — улыбнулся нобиль. — Но приходи, буду рад.

Нереус поднял тяжёлую корзину, Мэйо — кувшин с вином.

— Доброй ночи! — попрощалась девушка.

В бараке никто не спал. Невольники смотрели на молодого хозяина, словно настороженные псы.

Поморец пригубил вино, угостил геллийца и велел ему: