– Я поклялся ему.
– Это всего лишь старая традиция.
– Моё слово – не пустой звук. Прощай.
– Дурак! – выкрикнула девушка. – Баранья голова! Ты ещё пожалеешь! Я заставлю тебя пожалеть!
На первом этаже северного крыла сидели два раба-афарца.
– Господин у себя? – спросил Нереус.
– Только что поднялся, – нервно ответил старший из невольников.
– Я хочу поговорить с ним.
Афарцы переглянулись и тихо засмеялись:
– Шутишь, белобрысый? Или ты пьян?
– Какое вам дело?
– Никакого. Сходи туда, направо, поговори.
Нереус посмотрел в коридор с большими, вытянутыми окнами.
Лунный свет падал на статуи, выполненные в полный рост и окрашенные так, что казались живыми.
Первая скульптура изображала малыша лет пяти, пухлого и розовощекого, правящего колесницей, в которую запрягли стаю рыб.
В очертаниях второй геллиец узнал хозяина. Это был мальчик лет десяти в детской тоге. Красивый и стройный, с лёгким румянцем на скулах. Он мчался в квадриге, влекомой белыми лошадьми.
Третья скульптура показывала Мэйо подростком лет пятнадцати. Худым, узкоплечим, с заострившимся бледным лицом. Но не тонкие, немного резковатые черты поразили Нереуса. Глаза статуи – огромные, чёрные, как смоль, и внимательные, словно у взрослого, умудрëнного опытом человека – в своей глубине таили пламя. Везущие повозку пегасы неслись во весь опор.
– Язык прилип? – ехидно спросил один из афарцев.
– Да, – геллиец заметил два пустующих постамента.
– У тланов важная цифра – пять. Когда господину минëт двадцать, водрузят ещё одну. Если доживëт до двадцати пяти, поставят последнюю. С морской звездой в короне.
Теперь Нереус понимал, отчего Мэйо так не любил гостить у тëтки. Эти древние обычаи, величественные и пугающие скульптуры действительно угнетали.
Развернувшись на пятках, геллиец заявил:
– Я должен видеть хозяина. С дороги!
– Не дури! – рявкнул словоохотливый афарец.
– Назад, – его приятель угрожающе двинулся на лихтийца.
Удар ладонью в плечо вынудил Нереуса замедлить шаг.
Он сжал кулаки и полез в драку.
Афарцы оказались сильны и принципиальны.
Вдвоём они отшвырнули геллийца к стене. Спиной он случайно столкнул расписную декоративную вазу, которая раскололась на множество черепков.
Нереус бросился на врагов с разбега, молотя их руками и ногами.
В пылу схватки кто-то споткнулся о низкий деревянный столик и разнëс его в щепки.
Лихтиец сорвал занавеску, кинул её в противников и побежал к лестнице.
Афарцы нагнали его, свалив с ног.
Нереуса пинали остервенело: в живот, грудь и голову.
Нужно было подняться. Любой ценой.
Он вцепился в голень старшего афарца, с размаха ударил его лбом в колено и повис на противнике, опрокидывая его навзничь.
Одним рывком Нереус поставил себя на ноги.
Второй афарец тотчас прыгнул ему на спину, схватил за ошейник. Железо впилось в горло.
Несколько мгновений боли и удушья…
Нереус шагнул к лестнице. Затем сделал ещё один нетвёрдый шаг.
Перед глазами заплясали разноцветные круги.
Лихтиец повернулся и упал на лестницу, приложив афарца спиной о ступени.
Тот охнул и разжал хватку…
Нереус рванул наверх, шатаясь, словно пьяный.
Короткий коридор и дурацкое ожерелье из нескольких комнат.
Мэйо сидел на кровати, вертя в руках небольшую отшлифованную палочку из крепкого чёрного дерева.
Геллиец ворвался в спальню и рухнул на колени:
– Хозяин.
– Что стряслось?
– Ничего.
Нобиль усмехнулся:
– Тогда какого, мать его, фавна, ты здесь забыл?
– Я пришëл поговорить.
– Утром. Все дела – утром. Теперь оставь меня. Иди спать.
Раб не двинулся с места.
– Проваливай, Нереус. Иначе рассержусь.
Невольник встал с пола:
– Я не боюсь. Ни твоего гнева, ни твоего проклятья.
– Пошёл вон.
– Я знаю, что ты чувствуешь, – геллиец сел у ног хозяина. – Сам испытывал подобное. Взаперти. В трюме корабля.
– Не хочу это обсуждать.
– И не нужно. Думаешь, мне приятно вспоминать? Словно побывал в гостях у Мерта!
Помолчав, Нереус добавил:
– Будь рядом друг, мне дышалось бы легче. Там, в кромешной тьме.
– Я пытался… – буркнул Мэйо. – Всё, что мне удалось – напугать близких до икоты. Отца, мать, сестру, слуг… Никто не выдержал больше часа. У меня нет желания продолжать бесполезные попытки.
– Дай мне шанс. Пожалуйста.
– Зачем? Что это изменит?
– Не знаю, – честно признался Нереус. – Йина порвала со мной из-за тебя. Там, внизу, я подрался с двумя афарцами. Случайно переломал кучу дорогих вещей. Я уже много раз нарушил обещание быть покорным рабом. Поздно отступать, терять нечего.
– Как хочешь. Я предупреждал, упрямый геллийский баран, – сердито заявил Мэйо.
Он залез под одеяло, сладко зевнул и вложил себе в рот кляп.
Нереус забрался на лавку, сунул под голову подушку.
В доме было тихо. Слишком тихо.
Нобиль почти сразу заснул.
Геллиец прислушивался к его дыханию, напряжённо всматривался в полутьму, но ничего пугающего не происходило.
Мэйо вздрогнул.
И Нереус услышал колокол.
Звук шëл издалека, приближался, нарастал. Глухой и тягучий. Пугающий до дрожи.
Поморец дëрнулся, замычал от боли.
Раб стиснул зубы. Озарение ослепило, как вспышка молнии. Он понял, что за отблески пламени были в глазах статуи. Огонь вулкана, уничтожившего подводный город.
Комнату наполнили тени.