Прикосновения зла

– Ты нашëл грудь у моей сестры?! – осклабился Мэйо. – Поздравляю первооткрывателя неизведанного! Мне казалось, что она специально утягивает всë повязками, не желая иметь даже маленькие округлости, на которых мог бы отдохнуть мужской взгляд.

– Мэйо!

– Да сядь ты уже в кресло, хватит натирать коленками полы!

– У тебя очень красивая сестра. И ты это знаешь.

– Знаю.

– Есть ли способ расстроить её свадьбу?

Поморец сплëл пальцы и положил на них подбородок:

– В теории – да. И не один.

– Может, попробуем?

– Что я слышу! Друг, упрекавший меня за мелкие шалости, толкает на серьëзный проступок. Где твои благочестивость и смирение с капризами судьбы?

– Я просто желаю счастья и тебе, и госпоже Виоле.

Мэйо улыбнулся с видом сытого тигра:

– Я не строю планы на далёкое будущее. Предпочитаю действовать исходя из обстоятельств.

– Это мне уже ясно. Но нельзя обходиться одной лишь тактикой, должна быть и стратегия.

– Можно. Я же как-то справляюсь!

Эбиссинский жеребец, доставшийся Рунако, был песочного цвета – завсегдатаи ипподромов называли эту масть соловой.

Конь приплясывал, упираясь в удила. На узкой морде с миндальными глазами широко раздувались тонкие ноздри.

Нереус вывел расшагиваться светло-серого Апарктия, похожего на Альтана статью, но менее обмускуленного.

Островитянин ласково оглаживал коня, настраиваясь на скачку.

Верховые не разговаривали друг с другом – это считалось плохой приметой.

Семейство Кьяна и его гости расположились в беседках и под тканевыми навесами. Оттуда доносились музыка, смех, детский визг.

Нереус ждал, когда придëт Мэйо, чтобы по традиции дать напутствия коню и его всаднику.

Поморец явился в прекрасном настроении, пьяный и весëлый, как сатир.

Он быстро шепнул в ухо Апарктия охранительный заговор и смачно поцеловал лошадиную морду.

– На кого поставил? – спросил геллиец.

– На вас конечно!

– Зачем?

– Я тут вспомнил одну историю, – Мэйо сунул руку в поясной мешочек, вынул сухарь и угостил жеребца. – Было это в звенящие годы детства. Наш Богоподобный Император Клавдий приехал в Таркс и отец устроил грандиозные скачки колесниц в его честь.

Нобиль полез за вторым сухарëм:

– Наш Дом представляли четыре лучших наездника и четыре сильнейшие упряжки. Мне тоже хотелось поучаствовать, а не сидеть в ложе и слушать рассуждения о политике. Я собрал четверик молодых коней, приехал на ипподром и заплатил стартовый взнос. Отец был в ярости.

– Представляю…

– Он велел своим рабам любой ценой не пускать меня вперёд, заставить добровольно сняться после пары кругов, – Мэйо усмехнулся. – Драка за победу была нешуточной. Три колесницы разнесли в щепки. А я… Настырный мелкий оболтус первым пересëк финишную черту.

– Ты выиграл?

Поморец кивнул:

– Выиграл. И выиграл честно. Это видел весь ипподром и сам Император. Он встал из кресла и апплодировал мне.

– Вот почему тебя любят горожане.

– И поэтому тоже, – нобиль похлопал Апарктия по шее, – Император призвал меня к себе, поздравил с победой и подарил золотой браслет, доставшийся ему от деда – страстного поклонника скачек.

– Огромная честь получить такое сокровище.

– Богоподобный Клавдий сказал, что он приносит удачу.

Мэйо достал из мешочка мужской браслет в три пальца шириной, оттряхнул от крошек:

– Наклонись, скажу напутствие.

Нереус свесился с коня.

Поморец ловким движением защелкнул браслет на запястье раба:

– Мне он великоват, а тебе – в самый раз.

– Браслет Императора? – геллиец уставился на свою руку с благоговейным ужасом.

– На удачу! И это… Моë напутствие: на четырех ногах уезжаешь – на четырех и вернись.

Мэйо ободряюще улыбнулся невольнику.

Коснувшись пальцем серьги, Нереус отчеканил:

– С твоим именем и в твою честь!

Маршрут скачки пролëг через скошенный луг, вдоль сети каналов и вверх по засаженному фруктовыми деревьями холму.

Длинная дистанция не испугала Нереуса.

Его жеребец обладал сухими, крепкими ногами, широкой грудью и отлогим плечом.

Прикрываясь ладонью от рыжего предзакатного солнца, раб мысленно прикинул, где добавит хода, где напротив – одержит скакуна, чтобы сберечь его дыхание и силы.

Дюжина всадников выстраивалась у стартовой отметины.

Эбиссинский конь злобно жал уши, когда Рунако набирал повод чуть короче.

Бритоголовый невольник смотрел вдаль с азартом, не отвлекаясь даже на то, чтобы облизнуть пересохшие от волнения губы.

Бросить платок доверили красавице Виоле.

Ещё не до конца оправившись после приключений на Зубастой скале, девушка выглядела бледной и взволнованной.

Нереус вспомнил её поцелуй, запах еë духов…

Белый платок коснулся земли, возвещая о начале состязания.

Геллиец сдавил пятками бока Апарктия.

Жеребец пружинисто сел на задние ноги и, взвившись, сорвался с места размашистым галопом.

Эбиссинский скакун оказался проворнее. Он вытянулся стрелой и на два корпуса опередил остальных.

Лихтиец видел перед собой облако пыли и бритый затылок Рунако.

На гладком участке пути обе лошади наддали, выровнялись ноздря к ноздре и помчались вдоль канала, с грозным фырчаньем молотя копытами по земле.