Прикованная

Да и с друзьями как-то не задалось. Школьные остались в далёком Владивостоке, университетские – вместе с университетом и закончились, а новые не приживались. Наверное, она слишком любила свою медицину и не старалась заводить друзей, хотя, конечно, приятели у неё были. Тот же анестезиолог Миша да ещё одногруппница Лизавета – высокая дородная женщина, врач-гинеколог.

– Гм… – Глеб качнулся с пяток на носки, – мы договорились увидеться, но не договаривались о том…

– …что будем делать, – подхватила Елена.

– Точно.

Они стояли перед Казанским собором.

Вечер был внезапно тёплый для ноября. Голый асфальт поблёскивал недавно случившимся дождём, отражая сероватое питерское небо. Собор кусками укладывался в зеркальные лужи, его контуры дрожали и подёргивались от дуновений ветра.

Елене вдруг показалось, что она уже где-то видела эти лужи. Или не эти, но очень похожие, с чем-то непоправимо разваливающимся в отражениях. Стало как-то не по себе, и она инстинктивно сжалась.

– Позвольте предложить вам руку, – Глеб выставил вперёд локоть, – можем немного пройтись и придумать, где и как проведём следующие пару часов.

Она ухватилась за его пальто, как за якорь, ещё раз посмотрела на осколки собора в зыбкой ряби, и они пошли вперёд, к площади Восстания.

– Вы мне так ничего о себе и не рассказали, Глеб. – Елена старалась побыстрее заговорить, чтобы вытеснить из сознания это тревожно-необъяснимое ощущение.

– Расскажу всё, что вы хотите знать, – он посмотрел на неё сверху вниз, – как на духу.

– Так почему вы работаете в «Убере» на своей хорошей машине?

– Гм… – он задумался, – я работаю в «Убе-ре», потому что мне хочется чего-то простого и понятного хотя бы на время.

Она вздохнула. Глеб бросил на неё быстрый взгляд и хмыкнул:

– Понимаю, что звучит странно, я не безработный бродяга, Елена, у меня своя компания, но я временно отошёл от дел, немного теряю в прибыли, но остаюсь на плаву.

Она удивлённо повернула к нему голову:

– Своя компания? Чем вы занимаетесь?

– Я ювелир. Неплохой, но не выдающийся. Создал ювелирную компанию, но… – он посмотрел вдаль, за перекрёсток, – всё изменилось два года назад, когда умерла жена.

– Я вам искренне соболезную. – Елена уже пожалела, что завела этот разговор.

– Спасибо, – он кивнул, – не хочу омрачать нашу прогулку тяжёлыми разговорами, давайте лучше поговорим о вас.

– Это вовсе не тяжёлые разговоры, просто мне было интересно…

– Да-да, – он коснулся руки, лежащей на его локте, – я понимаю. Если коротко, я хотел сказать, что мне надоело бездельничать, и я решил попробовать что-то простое, чтобы подумать о своей жизни: что мне делать с нею дальше.

– И давно вы работаете в «Убере»? – Елена продолжила тему.

– Месяца три или около того, уже успел слегка заскучать, так что, наверное, скоро брошу это занятие. – Глеб посмотрел на небо. – Кажется, накрапывает дождь, вы не чувствуете?

– Пока нет.

– Не знаю, ответил ли на ваши вопросы, – он покачал головой, – что ещё… летом мне исполнилось шестьдесят, детей нет, родители умерли давно, старший брат – пять лет назад. Живу я на Ваське, там же и мастерская, в которой давно не был. Вот, собственно, и вся история. Не слишком увлекательно, правда?

Они шли сквозь плывущий навстречу поток прохожих, и Елене взгрустнулось. Он рассказал о своей жизни в нескольких предложениях. Действительно – не слишком увлекательно. Молчание разделяло их холодом, ширясь в пространстве между ними. Елену стала тяготить его рука, ей захотелось высвободиться и побежать вперёд, но она сдержалась.

– Может, зайдём куда-нибудь выпьем кофе? – Глеб сказал это неуверенно.

Елена равнодушно пожала плечами, дескать, всё равно.

– Послушайте, – он остановился, – Елена, я не сторонник того, чтобы люди делали то, что им не хочется или не нравится. Если…

Она тоже остановилась и посмотрела на него.

Он продолжил:

– Если вам кажется, что наша встреча исчерпала себя, то я могу вызвать вам машину, – он говорил совершенно спокойно, без обиды в голосе, как о чём-то само собой разумеющемся. – Последний раз я ухаживал за своей женой, и это было лет… восемнадцать назад. И, видимо, без тренировки я разучился быть весёлым парнем с неизменным чувством юмора. Я не люблю быть назойливым, Елена.

По мере того как он говорил, её интерес возвращался. Она тоже не любила быть назойливой, и это ей нравилось в других.

– Давайте зайдём в первое попавшееся заведение, которое встретим, а там посмотрим, как пойдёт, хорошо? – Елене было приятно, что он почувствовал её настроение.

Кафешка оказалась несколько шумноватой, но вполне уютной.

– Расскажите о себе, – попросил Глеб.

Елена грела руки о чашку и заговорила бесстрастным голосом радиоведущего:

– В январе мне будет сорок семь, я врач, когда-то жила с собакой и дочерью, сейчас только дочь. Родители живут в другом городе, я типичный провинциал – приехала из Владивостока поступать в мединститут, поступила и осталась. Живу недалеко от Ладожской, впрочем, это вы и так знаете.

– Врач? – Глеб поставил чашку. – Надо же! А какой врач?