Прикованная

Елена поджала губы, как всегда делала, когда нервничала, и обратилась к медсестре:

– Выключи музыку.

Стало тихо. В этой сгустившейся тишине звуки обрели объём и резкость: лязгали металлические инструменты, слышалось дыхание людей, пиликанье аппаратов, и сквозь ржавый запах крови и свежий – спирта трафаретно проступали минуты, наполненные чужой жизнью. Перед глазами снова всплыл образ Вадима, растерянно мнущего переносицу.

– Лен, ищи кровотечение. – Анестезиолог вколол в резинку капельницы иглу. – Достаю адреналин, я не думаю, что это сердце.

Он сидел на том же месте, бледный, в отглаженной рубашечке и очочках, а когда увидел её, встал навстречу.

– К-как? Как всё прошло, больше четырёх часов, я уже…

Елена подавила желание сесть рядом с ним.

– Ваша мама в реанимации, но пугаться не нужно, во время операции возникли незначительные осложнения, но мы с ними справились, беспокоиться не о чем… Мастэктомия правой молочной железы прошла успешно. Сейчас пациентка спит, к ней нельзя, приходите завтра утром. Если всё будет хорошо, то завтра мы переведём её в отделение и вы навестите её.

Елена собиралась уйти, но наткнулась на его взгляд:

– Сегодня.

– Что? – Она не поняла.

Он смотрел внимательно и неотрывно, так, что она смутилась.

– Буквально на минуту. Но… сегодня, – в его глазах была невероятная настойчивость и мольба одновременно, – ничего страшного ведь не случится, правда? Мне нужно её увидеть, – он улыбнулся, скользнув по Елене взглядом, и понизил голос: – Пожалуйста, дорогой доктор, я вас очень прошу.

Не в её характере было нарушать правила, но в его глазах было что-то такое, что она невольно заулыбалась в ответ:

– Хорошо, но только на минуту.

Дойдя до белой двери, над которой было написано крупными красными буквами: «Реанимация», они остановились.

– Две минуты. – Елена посмотрела на него строго.

Он ничего не ответил, а просто вошёл, она за ним.

В одной большой палате, на кроватях, кое- где отделённых шторками, лежали мужчины и женщины, и их единственной целью было одно – выжить.

Они подошли к крайней койке.

Женщина спала после наркоза. Она была похожа на подтаявший весенний сугроб, желтоватый и обмякший, кисть безвольно свесилась, будто стекла с кровати.

– Мамочка. – Вадим сделал к ней шаг, присел рядом, взял вялую кисть и поцеловал, потом приложил к своей щеке.

Елена отвернулась – ей было неловко от чужой откровенности, и она отошла подальше, чтобы его не смущать и не смущаться самой, а через несколько минут обернулась.

Он уже стоял возле неё.

Собранный, подтянутый:

– С мамой всё будет хорошо?

– Я очень на это надеюсь.

Когда они вышли, Вадим остановился:

– Кажется, вы не только замечательный врач, но и очень чуткий человек.

Она стушевалась:

– Пойдёмте, я вас выведу через приёмный покой.

– Я выйду, не волнуйтесь. – Он достал из кармана купюры: – Возьмите.

– Нет, – Елена сделала шаг назад, – я не возьму, да и это очень много!

Вадим хмыкнул, лицо его озарила солнечная улыбка:

– Да бросьте. – Он ловко разделил денежный веер пополам. – А так? – и фактически вкладывал банкноты в её ладонь. – Не отказывайтесь, я просто хочу вас искренне отблагодарить.

Елена автоматически взяла деньги, покачала головой и сунула пачку в карман халата:

– Спасибо, но…

– Вот и славно! – Вадим неожиданно подмигнул. – Увидимся завтра, доктор. – Он сделал несколько шагов по коридору, обернулся. – Принесу вам коньяк. Французский.

Елена смутилась от его дерзости и уже готова была сказать ему что-то резкое, как он её опередил.

– Не сердитесь, – он стоял, попадая в коридорный луч света, который золотил его светлые волосы и ресницы, – я совсем не хотел вас обидеть, до завтра.

Злость испарилась, и она чуть не подмигнула ему в ответ, словно принимая игру, мысленно одёрнула себя и пошла в кабинет.

Третья операция отменилась, она могла идти домой. «Несуразный какой-то день, – она потрогала в кармане плотную гербовую бумагу, – чёрт, наверное, не стоило брать деньги. Интересно, там сколько?»

Сколько времени прошло с того момента, как он видел меня? Я стараюсь двигаться сонно и медленно, сегодня снова идёт дождь, судя по грязноватой заоконной сизости, небо затянуто тучами. Окна высоко, и я вижу только квадратики неба.

– Пойду подремлю немного, милый, – говорю дежурную фразу. – Когда ты приедешь, дорогой?

Динамики молчат.

Я беру со стеллажа первую попавшуюся книжку и, позвякивая цепью по ковру, иду в кровать.