– Зато их много! – ответил Фриц. – У них отличная удельная проводимость, они образуют переплетенную систему параллельных соединений. Поэтому сопротивление очень низкое, потери минимальны.
Фриц взял два провода, которые заканчивались толстыми иглами, один воткнул с одного края куска породы, второй – с противоположного.
– Густота «грибницы» такая, – продолжил он, – что можно специально не целиться. Куда бы ни воткнул электрод – ты уже в сети.
Фриц нажал на сенсор небольшого генератора, от которого и шел один из проводов. Только сейчас Яна увидела, что второй провод подсоединен к осциллографу. На экране осциллографа появилась устойчивая синусоида.
– Распределенная коммуникационная система! – обрадовался один из инженеров.
– Ага! – довольно улыбнулся Фриц. – И очень надежная.
С этими словами он взял кувалду и шарахнул по краю пласта породы. По пласту пошли трещины, большой кусок отвалился. Сигнал на осциллографе почти не изменился.
Яна не поняла, кто первым начал аплодировать. Может быть, и она.
– Тихо! Тихо! – замахал руками счастливый Фриц. – Да, теперь у нас есть универсальная система передачи сигнала. Теоретически. Но…
Он посерьезнел и сделал драматическую паузу.
Впрочем, радиотехник не выдержал:
– Нужны испытания в поле. То есть в пещерах. А для этого прототипы приемопередатчиков. Связь же симплексная?
Яна слушала птичий язык инженеров и старалась изо всех сил радоваться.
Но какое-то нехорошее предчувствие ей мешало.
Яна лежала в позе эмбриона, обняв подушку. Больше всего ей хотелось выть, но выть она боялась, потому что за стенкой была Мари, а ей было еще хуже. Сейчас она спала, накаченная успокоительным, и врачи сказали, что ни ей, ни ребенку ничего не угрожает.
Яна все еще пыталась понять, что это было. Как удар молнии, как будто локтем об угол, но только локоть – это все тело. Или как будто болит зуб. Но этот зуб везде. Как будто кто-то врезал по всей нервной системе, по каждому нерву…
Яна резко села. По каждому нерву…