Приложения

Вот начало большого стихотворения, которое, вероятно, не будет окончено.

Несколько песен, или глав, Евгения Онегина уже готовы. Писанные под влиянием благоприятных обстоятельств, они носят на себе отпечаток весёлости, ознаменовавшей первые произведения автора Руслана и Людмилы.

Первая глава представляет нечто целое. Она в себе заключает описание светской жизни петербургского молодого человека в конце 1819 года и напоминает Беппо, шуточное произведение мрачного Байрона.

Дальновидные критики заметят конечно недостаток плана. Всякий волен судить о плане целого романа, прочитав первую главу оного. Станут осуждать и антипоэтический характер главного лица, сбивающегося на Кавказского Пленника, также некоторые строфы, писанные в утомительном роде новейших элегий, «в коих чувство уныния поглотило все прочие». Но да будет нам позволено обратить внимание читателей на достоинства, редкие в сатирическом писателе: отсутствие оскорбительной личности и наблюдение строгой благопристойности в шуточном описании нравов.

За этим предисловием, в качестве стихотворного введения к роману, следовал «Разговор книгопродавца с поэтом».

Строфа Ⅴ первоначально имела следующее окончание :

Подозревали в нём талант,
И мог Евгений, в самом деле,
Вести приятный разговор,
А иногда учёный спор
Об господине Мармонтеле,
О карбонарах, о Парни,
Об генерале Жомини.

Строфа Ⅸ находится в рукописи:

Нас пыл сердечный рано мучит.
Очаровательный обман,
Любви нас не природа учит,
А Сталь или Шатобриан.
Мы алчем жизнь узнать заране,
Мы узнаём её в романе.
Мы всё узнали. Между тем
Не насладились мы ничем.
Природы глас предупреждая,
Мы только счастию вредим,
И поздно, поздно вслед за ним
Летит горячность молодая.
Онегин это испытал,
Зато как женщин он узнал!

К начальным строфам первой главы относятся две следующие, сохранившиеся в черновых набросках:

Как он умел вдовы смиренной
Привлечь благочестивый взор
И с нею скромный и смятенный
Начать краснея [заговор]
Пленять [неопытностью] нежной
……и верностью надежной,
Любви, которой в мире нет,
И пылкой страстью первых лет,
Как он умел с любою дамой
О платонизме рассуждать
[И в куклы с дурочкой играть]
И вдруг нежданной эпиграмой
Её смутить и наконец
Сорвать торжественный венец.

*

Так резвый баловень служанки,
Анбара страж, усатый кот,
За мышью крадётся с лежанки,
Протянется, идёт, идёт,
Полузажмурясь подступает,
Свернётся в ком, хвостом играет,
Расширит когти хитрых лап —
И вдруг бедняжку цап-царап.
Так хищный волк, томясь от глада,
Выходит из глуши лесов
И рыщет близ беспечных псов
Вокруг неопытного стада. Всё спит.
И вдруг свирепый вор
Ягнёнка мчит в дремучий бор.

После ⅩⅩⅣ строфы следовал черновой набросок: