Примадонна. Банкирша. Шлюха

Однажды Зоя, как обычно, сидя с коляской в скверике, краем глаза заметила вдалеке знакомую фигуру. Она не поверила своим глазам. Из ворот рынка с полной авоськой овощей вышла Жанна. Зоя сунула мясо в руки очередной покупательнице, схватила, не считая, деньги. Жанна садилась в такси. Догнать ее с коляской было немыслимо.

- Жанка! - заорала Зоя во все горло. - Жанка!…

Но та уже хлопнула дверцей, и машина рванула с места.

- Жанка! - еще раз крикнула Зоя и неожиданно заплакала.

- Может, это и не она была, - сказал ей дома Соловых. - Может, тебе показалось?

- Может, и так, - согласилась Зоя, сама уже не уверенная в том, что видела подругу.

Впрочем, этот случай вскоре забылся. У Маринки опять подскочила температура. И тут же, как нарочно, заявилась Зинаида Ивановна.

- Нашла я тебе нужного человека, - объявила соседка. - Вот адресок. Вообще-то она на картах гадает. Говорят, исключительно. Но может и порчу снять, я думаю. Такие все умеют.

Зоя взяла бумажку с адресом. Просто так, на всякий случай. Но после одной особенно тревожной ночи она отправилась к гадалке.

На звонки Зое долго никто не открывал. Она уже собиралась повернуть обратно, когда дверь отворилась. У Зои буквально подкосились ноги. Перед ней собственной персоной стояла Миледи.

Год 1983-й. Иванцов и Трофимов

«Другая музыка» безвозвратно канула в вечность. Несколько месяцев друзья занимались безрадостной поденщиной, составляя дежурные концерты с песнями про космонавтов и геологов, про строительство плотин и шагающие экскаваторы. Но когда рабочий день подходил к концу, начиналась иная жизнь. Жизнь, от которой у Жанны захватывало дух. Когда им надоедали традиционные посиделки в Доме журналистов, они вдруг срывались на концерт Валерки Ободзинского в Театре эстрады, а потом чаевничали в доме у певца вместе с его папой - одесским милиционером. А по выходным их заносило то в Ростов Великий, то в Звенигород, где они гуляли, любуясь сияющими маковками церквей. Не раз они сиживали в знаменитой пивной «Пльзень» в Парке Горького, смакуя настоящее чешское пиво. Потом их заносило в мастерскую какого-нибудь непризнанного дерзкого художника. Благодаря своим новым знакомым Жанне удалось среди немногих избранных увидеть в Доме кино и «Репетицию оркестра» Феллини, и «Вестсайдскую историю», и почти все спектакли на Таганке.

Жанна была совершенно не подготовлена ко всему этому, но жадно впитывала новые впечатления.

Однажды, обсуждая какую-то книгу, Иванцов сказал про автора:

- Мало Кафки кушал.

- Наверное, с детства ее не любил. Как я, - вставила Жанна.

- Кого «ее»?

- Кафку, - сказала она точь-в-точь как Иванцов. - Особенно рисовую.

Иванцов и Трофимов переглянулись.

- Франц Кафка - это такой австрийский писатель, который не каждому по зубам, - сказал Иванцов. - Кстати, если услышишь, что человек увлекается Камю, это не значит, что он глушит одноименный коньяк.

- Камю тоже писатель?

- Обязательно. Если он Альбер.

- И Пастернак, - добавил Трофимов, - не всегда овощное растение…

- Знаю, знаю! - закричала Жанна. - Это поэт. Если он Борис!…

Они так развлекались постоянно, подключая Жанну в свою игру как равную.

Оставаясь одна, она все ломала голову - почему эти двое так с ней возятся? Угадали в ней артистический талант? А может быть, дело совсем в другом? Может быть, она как-то переменилась и они увидели в ней женщину? Хотя бы один из них. Скорее всего, так и есть. Ей нужно просто поскорее избавиться от проклятого комплекса неполноценности и поверить в то, что она тоже может быть любимой.

Жанна решила держаться с друзьями как можно раскованней, даже кокетливо. Но в то же время она внимательно приглядывалась к Иванцову и Трофимову, пытаясь уловить от кого-то из них особые знаки внимания. Она ответила бы любому.

Откуда Жанне было знать, что Иванцов с Трофимовым увлеклись совсем иным. Им нравилось лепить из сырого материала выдуманный образ. Они старались из ничего сделать звезду. А что касается личной жизни - она у них была совершенно отдельной от Жанны. И однажды Жанна это поняла с беспощадной ясностью, когда Иванцов и Трофимов оставили ее одну в ресторане Дома композиторов, уйдя в обнимку с двумя длинноногими веселыми манекенщицами.

Это сильно задело Жанну. Но она не торопилась зачислять Иванцова с Трофимовым в заклятых врагов. Сейчас они ей были необходимы.

Вечерами, когда тон-ателье на студии пустели, они пробирались туда и всего за какую-нибудь бутылку, которую выпивали наравне со звукорежиссером, начинали работу. В фонотеке было множество оркестровых фонограмм. Так называемых «минус один», без голоса. Жанна надевала наушники, в которых звучала музыка, и, встав к микрофону, пела все подряд. А за пультом звукорежиссер под руководством Иванцова с Трофимовым накладывал ее голос на оркестр. Потом они вместе прослушивали очередную запись, обсуждали, советовались, и Жанна шла петь снова. Это нельзя было сравнить с ее репетициями в школе и в Кратове. Там она себя практически не слышала.