Но он нагнулся и крепко зажал ей рот рукой в перчатке. Оливия захлебнулась, кровь стекала из носа в горло. Оливия замотала головой, забила руками, чтобы получить возможность дышать. Алгор нагнулся к ней ниже. Совсем низко. Оливия застыла. Его дыхание обжигало ее лицо. Она заглянула ему в глаза, прямо в глаза. Они больше не были голубыми. Это были светло-желтые глаза кугуара. Глаза охотника. Хищника.
– Ты скучала по мне, Сара? – прошептал он ей в окровавленное ухо, прежде чем поднять руку и снова ударить по голове. Наступила чернота.
Коул въехал на ранчо через деревянную арку с побелевшими от времени рогами лося. Густой снег не позволял увидеть большой дом. Еще двадцать минут, и дороги станут непроходимыми для обычных автомобилей.
Когда он подъезжал к дому, из тумана выскочила лошадь и рванулась через дорогу. Коул нажал на тормоз, сердце забилось чаще. Он быстро опустил стекло.
Коул нажал на акселератор и поехал к большому дому. Через заросли ольхи он увидел грузовичок Оливии, припаркованный около тропы. Голубой брезент прикрывал кузов. Коул опять затормозил, распахнул дверцу, побежал к ее машине и откинул угол брезента. В кузове были сложены сумки.
Оливия собралась уезжать.
А что случилось с лошадью?
Коул добежал до домика Оливии. Дверь была не заперта, дом пуст.
В шкафах тоже пустота.
Он развернулся, увидел записку под горшком с кактусом и схватил ее.
«…
Коул выругался. Оливия все-таки
Коул бегом вернулся к «Доджу», проехал по засыпанной снегом траве и нажал на тормоз у парадного входа в большой дом. «Додж» занесло. Коул распахнул дверцу, перескакивая через две ступеньки, взбежал на крыльцо и попытался открыть дверь.
Заперто.
Коул заглянул в окна.
Внутри темно.
Он громко забарабанил в дверь кулаком.
– Эй! Откройте! Это Коул!
Тишина. Сухая трава из венка урожая на крыльце шелестела и похрустывала на ветру за его спиной.
Он забарабанил снова, настойчивее, громче. Его охватил новый страх, превратившийся в панику.
– Это я, Коул! Откройте!
Его остановил звук отодвигаемой задвижки. Дверь распахнулась. Коул опустил глаза. Через приоткрытую щель на него снизу вверх смотрела темноволосая дочка Бертона. Она выглядела… странно.
– Тори? А… Майрон в порядке? Кто в доме? – Коул распахнул дверь, прошел мимо Тори и начал подниматься по лестнице. – Папа!
– Сюда, сын. Я в библиотеке.
Тори побежала по лестнице следом за Коулом.
– Я только что видел лошадь Оливии! Где она? – Он замер на месте, когда увидел выражение отцовского лица. – Где Оливия?
– Она поехала верхом, чтобы найти Эйса. К болоту, в котором живут выдры.
– Что?
– Эйс упал с откоса в овраг, – объяснила Тори. – Мужчина из кемпинга видел, как он туда побежал, и пришел сказать нам. Он помогает Оливии искать собаку.
Коул опустился на корточки, схватил ее за плечи. Куртка у нее промокла, волосы тоже были мокрыми.
–
– Алгор, – ответила Тори. – Тот, с женой.
Паника обрушилась на него, словно томагавк. От адреналина закипела кровь.
Оливия пришла в себя, закашлялась, выплевывая кровь и слюну. Все это растеклось, липкое и густое, под ее лицом, которое прижималось к чему-то мягкому. Матрас. Тело ее покачивалось. То приходя в себя, то снова теряя сознание, она поняла, что лежит в движущемся автофургоне. Руки связаны за спиной, ноги стянуты в лодыжках. Голова раскалывалась от боли. Матрас под щекой был горячим и мокрым от крови.
Оливия была в смятении и пыталась вспомнить, что произошло. Она попала в какую-то ловушку. Он протянул веревку поперек тропы. Она попробовала вспомнить то, что он говорил ей, когда тащил за волосы по снегу к поджидающему фургону. Он подогнал фургон к болоту через дыру в сетке ограды.