Фанни стояла на взгорке, и ветер прижимал к ее телу тонкую ткань комбинезона. Из смешливой, хулиганистой девчонки она слишком внезапно превратилась во взрослую девушку, которая скоро разобьет немало сердец. Если она уже не составила свой первый список растоптанных мужских планов и самомнений. Учитывая ее характер, более чем вольные альварские нравы, и то, что ей уже девятнадцать, то есть уже три года как можно…
Виктор уселся прямо на черный камень. Тот успел нагреться за день, и теперь согревал каким-то особым магическим теплом. Захотелось закрыть глаза и посидеть вот так, в тишине и безделье.
Никто не мешал. Поэтому в голове очень настойчиво крутились странные мысли: почему именно в лабиринте его интуиция постоянно отключалась? И Фанни язвительно дразнила его за это. Нет, такое бывало иногда, когда он сильно нервничал или злился — в такие моменты эмпатическое чутье тоже отказывало. Но почему Нора так настаивала на том, чтобы он приходил сюда? Не с целью же помучить?
Почему сестра ведет себя здесь так, как будто флиртует с ним? А дома моментально преображается в нормальную, смешливую и дерзкую девчонку, какой он всегда ее знал. Какой она росла на его глазах.
Какой он помнил ее? Разной. Сначала это был такой сосредоточенно сопящий красноглазый кулек, лежащий в коляске. И Виктор, семилетний мальчишка, сосредоточенно катал ее по саду. А потом водил за ручку гулять. А какой она была потом? Почему совершенно не помнит время ее взросления?
Память тоже отказала? Чертыхнувшись и помянув странную магию Альварских гор, Виктор встал и, не дожидаясь команды, нырнул в кромешную темноту. Злой на себя за то, что совершенно не мог вспомнить огромного количества событий из собственного детства и пользоваться привычными способностями в этом странном месте.
И вдруг почувствовал. Сначала то, как бьется сердце. Гулко стучит, отзываясь от каменных стен лабиринта. Как шуршат в темноте невидимые создания, которые могут напасть, укусить, и он не успеет даже отпрыгнуть. И что сестра стоит совсем рядом. Она задержала дыхание, чтобы он ее не услышал. Но знал, что она здесь, и…
Он успел схватить ее, прижать к себе со всей силы и развернуться. За полсекунды до того, как спину окатило болью. Огромный сталактит рухнул с потолка и рассыпался осколками.
— Какие крепкие у тебя объятья, — Фанни остановилась и прижалась к нему сильнее, горячо дыша. А затем отошла посмотреть на упавшую глыбу. — Видишь, что бывает, если на минуту отвлечься и позабыть о чувстве опасности?
Виктор зажмурился. Иногда это помогало, чтобы начать хоть как-то различать предметы в темноте. Сердце колотилось еще сильнее — то ли от осознания того, что его сестра только что чудом избежала смерти, то ли от того, что он держал ее в объятьях совсем не по-братски.
Открыл глаза — и не понял, где находится, что происходит, и почему все вокруг изменилось.
Это был тот же лабиринт. То же самое место. Только стены поменяли рельеф, а потолки выше. И здесь была другая девушка. С антрацитовой кожей, густыми белоснежными волосами, рассыпавшимися по плечам, и острыми ключицами, выпирающими из-под тонкой зеленой блузки.
Кари. Ее звали Кари. А его сестра, тощая, мелкая, нескладная, стояла в углу с двумя такими же субтильными мальчишками, и тихонечко посмеивалась над братом, который впервые неумело обнимал девушку.
Кари была на два года старше. Шестнадцать лет, а значит, по альварским меркам — уже все можно. Она взрослая. И от нее пахнет, как от взрослой женщины — духами и чем-то еще неуловимым…
Виктор не сразу понял — это были ее губы. Фруктовый бальзам, от которого у него кружилась голова. Мерцающий манящий блеск, к которому хотелось прикоснуться. И невероятный аромат…
Кари облизнулась и посмотрела ему в глаза.
— Любишь клубнику?
— Я ее еще не пробовал, — смутился Виктор.
— А целоваться ты тоже еще не пробовал?
Он опустил глаза, ему было ужасно неловко из-за всего…
— Давай сбежим от этой малышни. Попробуешь и то и другое, — заговорщицким шепотом сообщила Кари. — За мной.
Они побежали куда-то влево, в совершенно неприметную расщелину, а затем снова налево и, кажется, направо.
Младшие отстали — они явно не знали всех тайных ходов лабиринта. И теперь они с Кари были здесь только вдвоем. В окружении холодных черных стен. Которые казались вечными и незыблемыми…
Кари обнимала его — резко, сильно. Виктору не доводилось еще иметь дело с альварскими девушками… вот так, чтобы все по-взрослому. Наблюдать — да, они часто подглядывали за рабочими, думающими, что в укромных уголках бесконечной паутины пещер их никто не увидит. Никто, кроме любопытных подростков, умеющих чувствовать горы.
И теперь происходящее его и волновало, и жутко смущало, и открывало что-то еще, неведомое, неосознаваемое пока. Он чувствовал и ее прикосновения, и ее возбуждение. А потом — ее умелые поцелуи и запах клубники, которую никогда не пробовал…
Кари отстранилась и загадочно улыбнулась. В ее красных глазах плясали искорки.