Приморские партизаны

Отца привезли через двадцать минут – мать куда-то уехала, дома ее не застали. Башлачев, пока ждал, разговаривал со старшим по подъезду – анкетных данных не спрашивал, но почему-то сразу понял, что или бывший милиционер или кто-то в этом роде. Старший по подъезду заглядывал ему в глаза, называл товарищем генералом и говорил, что этот Щукин ему давно надоел, потому что и в политику лезет, хотя надо просто жить и работать, и денег никогда не сдает ни на ремонт, ни на уборку, ни на озеленение – «а знаете почему? Потому что он в обществе не уживается, вот что». Поскольку генерал старшего по подъезду не перебивал, тот успел сказать и про наркоманов, которые ночами собираются на лестнице, и он, старший, однажды даже двух обезвредил; генерал среагировал на последнее слово и спросил «Как обезвредили?», а старший по подъезду с достоинством ответил, что вызвал милицию по 02, и, наверное, тут бы всем посмеяться, но к генералу подвели Щукина-отца, и со старшим по подъезду можно было уже и не разговаривать.

– Квартира ваша?

– Моя, моя – высокий, седой, в джинсовой куртке и старых кроссовках, когда-то белых.

– Башлачев, начальник УВД области. Не хочу вас пугать, но к вашему сыну у нас вопросы. Мы вас сюда позвали, чтобы эти вопросы задать в нормальной человеческой обстановке, без сломанных дверей, стрельбы и прочего. Вы готовы нам помочь?

Отец молчал, смотрел на генерала.

– Я вам даю честное слово, что если мы ошибаемся, то ваш сын не будет даже задержан. Поговорим и уйдем. Попросите его открыть.

– Честное слово? – генерал почувствовал, что на него сейчас будут орать, и почему-то растерялся. Старик действительно почти кричал, как будто до этого они с генералом уже успели крепко поругаться.

– Честное слово? Но вы ведь Советскому Союзу присягу давали, а в девяносто первом году ее нарушили, предали. Потом предали еще раз, когда выбрали Ельцина. Предаете ее теперь, когда сажаете ребят по политике. И что, я должен верить вашему честному слову? Да откуда у вас честное слово-то вообще.

Генерал обратил внимание, что старик ни разу не выматерился, и еще вдруг понял, что он очень уважает этого старика. А старик поднял палец кверху:

– А вот его, – Его! – хотя бы боитесь? Нет?

– Я, знаете, завтра к вам на работу бы заехал, – генерал не очень понимал, зачем это говорит и зачем ему заезжать на работу к этому, в общем, случайному и ненужному человеку. Но все равно говорил: – Заехал бы, просто поговорить в более спокойной обстановке.

– Испугал, фу ты, – Щукин-отец не сдавался, не менял интонации. – Ну заходи, мне-то что.

Генерал отошел к остальным, отец остался один у двери.

– Юра, это я, – позвонил в дверь. – Ты дома? Погоди, не отвечай, я тебе что скажу. Ты действительно что-то натворил? Если да, то открывай, они же не отстанут. Если нет, тоже открывай – тут начальник области, беспредельничать вроде не будет.

Щелкнул замок, на пороге показался щуплый очкарик.

– Следователь, отец и я, – скомандовал Башлачев. – И понятые, наверное. Есть понятые? Соседей каких-нибудь позовите, ну всему вас учить, а.

Прошли в квартиру. Следовательница, входя в квартиру, зачем-то побрызгала себе в рот освежителем из флакончика – Башлачев заметил, улыбнулся. Через минуту участковый привел с верхнего этажа какую-то девушку, совсем молодую – понятая, соседка. ОМОН, МЧС – все, кто остался на лестнице, заскучали, ждать, видимо, долго, кто-то открыл окно, закурили, все молча. Кинолог Тополь увел Посада гулять. Что происходило за дверью – не слышно и не видно. Стрельбы, во всяком случае, не было, тишина.

Когда шел второй час мероприятий за дверью, сверху спустилась мать понятой – женщина в халате и тапочках. Спросила, где дочь, майор молча показал на дверь, женщина, как будто так и надо, стала колотить в дверь ногой в тапочке: – Доченька, что они там с тобой делают, выходи немедленно!

Из квартиры майора вызвали по рации – что происходит, провокация? Женщина подскочила к майору – я сейчас тебе покажу провокацию, я тебе покажу, что происходит. У меня друзья – полковники и генералы, у меня друг Аркаша – у него автомат. Я не позволю по беспределу!

Из-за двери заорала дочка: «Мама, не позорь меня, что ты делаешь». Мама голос проигнорировала, ей явно нравился майор.

– Вы на меня зачем так смотрите? Это потому что я в халате, да? Так я вам сейчас свою шубу норковую до пят покажу и бриллианты.

И пошла по лестнице наверх. Кто-то из эмчеэсников неуверенно засмеялся, у майора продолжала шипеть рация. Этого никто не ожидал, но через минуту женщина действительно спустилась в шубе и, наверное, что-нибудь и сказала бы, но тут дверь открылась, вышли все, все молча. У следовательницы в руках баллончик с краской. Щуплого в очках Башлачев подтолкнул в спину к майору – увози. Майор кивнул омоновцам, те пошли вниз, за ними сам майор с задержанным, потом все остальные, потом генерал. Женщина в шубе и ее дочка ушли наверх, тоже молча.