Приношение Гермесу

За последние две тысячи лет было написано множество авторитетных комментариев к этому сюжету, и во многих из них жертва Исаака рассматривается – с полным основанием – как предвосхищение жертвы Христа, агнца Божия, закланного от века. Смерть на кресте была принята Христом добровольно, однако какова диспозиция принёсших эту жертву, и что получили они ex opere operantis? Совершенно очевидно, что роль Иуды, Каифы, Пилата, легионеров и толпы, вопящей «распни его!», является инструментальной. Можно пойти дальше и сказать, что они – не более чем статисты и актёры, вынужденные ходить среди декораций и произносить текст, написанный для них автором великой мистерии принесения Христом себя в жертву себе самому.

Подражание Христу Фомы Кемпийского помогает понять смысл искупления в свете осознания того, кто именно спасается в его результате. Мы «спасены» настолько, насколько мы идентичны Спасителю, поскольку в этом случае его жертва становится нашей личной жертвой и нашим личным искуплением. Если быть строгим в дефинициях, как ни кощунственно это звучит, Христос спас сам себя и больше никого (или, если так больше нравится, спас себя во всех людях). Технически (или магически), «смертью смерть поправ», он стёр формальное различие между жертвой как чистым актом воли и жертвой-ритуалом физического заклания; в его мистерии осуществляется трансценденция гипостазиса жертвы, приносящего её субъекта и принимающего её нумена; в кульминации происходит их эффективное слияние. Предсмертный призыв распятого «Или, Или! Лама савахфани?» (Мф. 27:46) остаётся без ответа, поскольку он обращён к самому себе, это риторический вопрос – никто никого не оставлял, единственный субъект всегда «здесь» и «сейчас».

Вопросы веры – вопросы малопригодные для дискурса, поскольку не относятся к его компетенции. И всё же, есть смысл отметить, что вера в «историчность Христа», в его «богочеловечность» и подобные феномены чужда духу учения. Объектом веры для христианина должна быть (по крайней мере, по техническим причинам) эффективность мистерии, «истинность пути», каковым сущностно явился и позиционировал себя Христос, а не субстантивные качества аватара. Христос – путь от ложного субъекта к истинному, который (согласно вере) успешно приводит к точке назначения; однако от идущего требуется тщательно следовать iter, в конце коего должна осуществится мистерия преображения как результат принесения себя в жертву в самом буквальном смысле («…если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Лк. 9:23) – каковое жертвоприношение, однако, не апеллирует к смерти тела, потому что эта проблема был снята в ходе первоначальной мистерии, и в последующем актуальность жертвы определяется смертью «я» как субъекта, отличного от Христа, без малейшего интереса к судьбе оболочки. Такая индифферентность имеет двоякий смысл: умерщвление тела не является условием sine qua non пути, но если отказа от сохранности тела требуют обстоятельства, никакие иные аргументы не должны приниматься во внимание.

Христианское учение жестоко не меньше, чем любой самый кровожадный культ, однако оно пришло на смену многим культам по причине деградации последних и вырождения их ритуала, приведшего к тому, что результат ex opera operantis приблизился к нулю, то есть «дхарма пришла в упадок», по выражению Кришны, и возникла необходимость в новом аватаре, очищающем и упрощающем ядро жертвоприношения, что автоматически делает жертву более суровой, хотя внешние атрибуты учения могут выглядеть «человеколюбивыми» и «прогрессивными». В настоящее время, когда выхолащивание христианского учения помогает ему занять место некогда бичуемых им фарисейства и саддукейства, неавраамические («языческие») инициатические школы западной традиции могут предложить свой итинерарий, не столь радикально жгучий, как оригинальное учение Христа – то есть, в очередной раз более «гуманистический» – но, тем не менее, позволяющий двигаться по пути приемлемых жертв к конечной мистерии освобождения, которая в любой традиции от начала времён заканчивается всесожжением идущего, потому что всё во вселенной начинается и заканчивается огнём.

2010 г.

Три очерка на тему свободы

Свобода и небытие