Приносящая надежду (СИ)

Как ни напрягалась Лена, она не слышала никаких признаков его присутствия – ни движений. ни шагов, ни дыхания. Привидение. Или проекция. Типа голограмма. Энфешка вместо фэнтези.

– Прости за Корина. Не его прости, меня. А у тебя разве так не бывало: тот, на кого ты возлагаешь вполне определенные надежды, их не оправдывает, делает чуть не все наоборот, а ты все равно ничего не можешь, потому что учитель, потому что взял на себя ответственность за него, потому что привязан к нему…

– Не бывало. Но в книжках я о чем-то таком читала.

– И чем кончаются книжки?

– Либо учитель убивает ученика, либо ученик учителя.

– А если это невозможно?

– Вы бессмертны?

– Нет… то есть в какой-то степени… В общем, Корин не сумеет меня убить. А я не смогу убить Корина, потому что он теперь часть меня.

– И как тебе его планомерное уничтожение мне подобных любой ценой?

Он долго молчал, Лена уж подумала – ушел, вернулась к травам, но он все-таки ответил:

– Ты вернула мне надежду на то, что все переменится.

– Книгу Лены читал, – фыркнула Лена. Он поправил:

– Писал. Подожди со мной спорить. Ты уже несколько раз давала Корину окорот. Ты убила его брата. Ты говорила с Виманом… а Виман из них самый разумный.

– Больше всего мне нравится, что я убила его брата.

– Твои спутники – всего лишь твои руки, Светлая.

Лена чуть было не швырнула за спину тяжеленный пестик, но разве Кристиан не был прав? Они ее руки, ноги и головы. Если не по ее приказу или просьбе, то только для нее. Она убила одного из братьев.

– И представляешь, мне вовсе не стыдно.

– И не должно быть. Возмездие не есть убийство.

– Разве мы боги, чтобы распоряжаться возмездием?

– Боги? – повторил он и пропал. Вроде ничего не изменилось, но Кристиана уже не было. Величайший маг, которого в каком-то мире сочли богом? Или он сам счел себя богом? Доля истины есть. Бог может то, чего не могут остальные, чего больше никто не может. И убить его суметь трудно. Но можно?

А собственно, зачем? Он ничего не сделал. Даже если опрометчиво выпустил в мир таких вот ученичков, целью жизнь поставивших искоренение людей – пусть даже ценой гибели эльфов. Параноики.

* * *

Времени, которого, казалось бы, было полно (на службу ходить не надо!), не хватало. Слушая Ариану, Лена с тоской думала, что ей точно не хватит жизни, чтобы стать нормальной лекаршей. Тоска, правда, не мешала все запоминать, а руки в это время автоматически смешивали травы в должном количестве, добавляли выварки из корней ровно столько, сколько требовалось, замешивали мазь необходимой консистенции. Ариана не стеснялась одергивать Лену при ошибках, могла и по рукам шлепнуть назидательно – и, в общем, правильно, это не бумажки перекладывать, тут ошибаться нельзя. И в то же время Ариана легко оставляла больницу на Лену, и Лена справлялась там, где вообще можно было справиться без магии или без хирургии. Вот этого она боялась до дрожи в животе. Зашить – это она еще могла. Но вот разрезать – никогда и ни на что. И Ариана не настаивала, хотя сама вполне могла взять в руки хирургический нож.

Кроме больницы ее постоянно мордовали Маркус и близнецы. Лена каждодневно либо ножи бросала в мишень, либо кинжалом махала, либо с видом Артемиды натягивала лук… А проку-то? Если мишень отодвигали на пять шагов, ножи ложились кучно. В радиусе метра от нее. Кинжал у нее был самый настоящий, тот, стеклянный, а у тренеров – вообще ничего, но ей ни разу не удавалось даже поблизости от них лезвием чиркнуть. Причем ничего не менялось, если вместо острого кинжала ей давали просто палочку. И не лень же им было учить такую бездарь. В книжках герои становились Мастерами клинка через полгода тренировок (что вызывало презрительный смешок у Маркуса), из лука (или пистолета. без разницы) через неделю садили в одну точку, а у Лены день, когда из десяти стрел три попадали близко к центру мишени, за праздник считался.

А еще она учила эльфийский. Правда, не в школе – была в Тауларме такая специальная школа для людей, которые изучали эльфийский, учеников было не так чтоб много, но люди никогда не рвались учить этот язык. Нужды не было – все эльфы знали язык людей, а эльфийский – сложный. Жутко сложный. Лена училась хотя бы понимать – воспроизвести это она не могла за полным отсутствием слуха и музыкальной памяти, а интонация там значила куда больше, чем в русском.

В итоге получалось, что она весь день крутилась так, что порой поесть было некогда, но за этим свято следил Маркус. Он обязательно собирал их за столом, если не всех пятерых то хотя бы троих, порой присоединялся кто-то еще, и это были лучшие часы за целый день.