Приносящие рассвет

В 1867 году дорога на Санта-Фе была уже старой и изъезженной, тяжелые фургоны, везущие грузы из города Индепенденс, штат Миссури, пробили кое-где глубокую колею. Вообще-то это была не совсем дорога в общепринятом смысле слова, а широкий тракт с несколькими, колеями, которые фургоны оставили за пятьдесят с лишним лет. Кэп Раунтри говорил, что впервые проехал здесь в 1836 году.

Мы с Оррином горели желанием увидеть новые земли и все время ждали, когда на горизонте покажутся вершины высоких гор.

Мы ехали, чтобы найти в этих краях место, где можно построить ранчо для мамы. Рассчитывали на удачу. Дома остались два младших брата, а старший, Телль — не объявлялся целую вечность. Мы знали только, что он жив и скоро должен вернуться с войны. Когда началась Гражданская война[4] он пошел добровольцем в армию, а потом остался воевать с индейцами сиу в Северной и Южной Дакоте.

Мы ехали на Запад, по ночам устраивали общий лагерь и, поверьте, это было здорово — сидеть и слушать, как поют спутники-испанцы. А они пели часто.

Попутно я внимательно слушал рассказы Раунтри. Старик много повидал за свою жизнь, жил у сиу и у других племен индейцев. Для начала он научил меня правильно произносить трудное название одного племени: не-персе. От Раунтри я узнал много нового об обычаях и традициях индейцев, о прекрасной породе лошадей, называвшейся аппалуза, — черно-белых пятнистых красавцах.

Одежда моя износилась, поэтому я купил у одного испанца полный комплект и щеголял теперь в красивой замшевой куртке с бахромой. Из старых вещей у меня остался только револьвер. За три месяца после ухода из дома я поправился фунтов на пятнадцать. Но не растолстел, а как бы возмужал. Жаль, что меня не могла увидеть мама.

В первые дни мы не встречались ни с доном, ни с его внучкой. Правда, однажды, когда я подстрелил бегущую антилопу с трехсот ярдов, дон Луис случайно увидел это и похвалил меня.

Иногда его внучка садилась на лошадь и ехала рядом с фургонами, а где-то через неделю после начала путешествия она подъехала ко мне на гребень холма, откуда я осматривал окрестности.

В этих краях никогда нельзя верить тому. что видишь. С вершины холма поросшая травой земля выглядела ровной и открытой, но там могло быть не меньше полдюжины мелких оврагов, или лощин, в которых прячутся индейцы.

Девушка подъехала ко мне, когда я разглядывал местность. У нее были прекрасные темные глаза, длинные ресницы, и мне она показалась самым очаровательным созданием на свете.

— Не возражаете против моего общества, мистер Сэкетт?

— Я-то не возражаю, а как дон Луис? По-моему, ему не слишком понравится, если его внучка будет общаться с каким-то бродягой из Теннесси.

— Он мне позволил, но велел спросить и вашего разрешения. И еще дедушка говорит, что вы не позволите мне сопровождать вас, если это опасно.

На холме, где мы стояли, было прохладно и ветрено, а потому не пыльно. Вереница фургонов и вьючных лошадей тянулась в полумиле к юго-западу. В тот день девушка дала мне первые уроки испанского.

— Вы едете в Санта-Фе?

— Нет, мэм, собираемся ловить одичавших коров в Пергетори.

Девушку звали Друсилья. Ее бабушка была ирландкой. Vaqueros[5] были не мексиканцами и не испанцами, а басками и, как я предполагал, славились выдающимися боевыми качествами. Нас всегда на всякий случай сопровождал один из них.

Впоследствии Друсилья часто ездила со мной, я обратил внимание, что vaqueros постоянно осматривали дорогу, по которой мы только что проехали, причем очень внимательно, словно искали следы пребывания индейцев, а иногда несколько человек срывались с места и скакали обратно.

— Дедушка считает, что нас преследуют, точнее, какие-то люди хотят напасть на нас. Его предупредили.

Слова Друсильи напомнили мне о том, что говорил Джонатан Приттс Оррину, и, не осознавая важности этого сообщения, я попросил ее все рассказать дону Луису. Мне казалось, что земля, отданная давным-давно одной семье, ей и принадлежит, и никакой человек, вроде Приттса, не имеет права на чужую собственность.

На следующий день Друсилья от имени дедушки поблагодарила меня. Джонатан Приттс когда-то действительно бывал в Санта-Фе, где с помощью друзей-политиков добивался, чтобы у семьи Альварадо отобрали права на владение землей, которую в дальнейшем он собирался продавать переселенцам с Востока.

Раунтри беспокоился.