Приносящие рассвет

— Я всю жизнь в политике: в семнадцать стал заместителем шерифа, в девятнадцать — шерифом, в двадцать четыре — мировым судьей, а в конгресс штата меня избрали еще до тридцати. Потом я снова стал шерифом.

— Знаю.

— По-моему, твой брат — тот человек, за которого будут голосовать. Людям он нравится, у него хорошо подвешен язык, а если Оррин немного подучится, то наверняка выйдет в люди. При условии, что мы ему поможем.

— Мы?

— Тайрел, политика почти не отличается от айсберга, о котором ты наверняка слышал. Наверху лишь небольшая часть. Не важно, хороший ли ты человек, какие у тебя идеи или даже честен ли ты, главное, какую программу выдвинешь. Это и есть политика. Выберут тебя или нет на десять процентов зависит от твоих хороших идей и побуждений. И на девяносто найдешь ли ты поддержку своей программе. Теперь-то я знаю, что надо делать, чтобы человека избрали, и ставлю на Оррина. А ты можешь здорово ему помочь.

— Меня не очень любят.

— Не скажи. Похоже, большинству мексиканцев ты нравишься. Они знают, что вы с Оррином отказали Приттсу, когда он пригласил вас присоединиться к нему, а vaqueros с ранчо Альварадо отзываются о тебе, как о друге. — Он засмеялся. — Кажется, здешние женщины от тебя просто в восторге. Говорят, однажды ты развеселил их так, что воспоминаний хватит на несколько лет.

— Эй, послушай-ка… — я почувствовал, как у меня краснеют уши.

— Не волнуйся. Подумаешь, немного развлек девушек, они же тебя любят, и не спрашивай, почему.

— Ты, похоже, много разузнал, а ведь появился здесь совсем недавно.

— Каждый человек должен заниматься своим делом, а мое дело — политика. Сначала надо выслушать людей, узнать, что происходит, что каждый из себя представляет, за кого люди стали бы голосовать, а за кого нет.

Олли Шеддок сделал глоток виски и поставил стакан на стойку.

— Тайрел, здесь небезопасно, и причина тому Приттс. У него лихие ребята, в один прекрасный день они напьются и кого-либо прикончат. Скорее всего начнутся беспорядки или что-то еще хуже.

— Ну и что?

— А то, что ты, я и Оррин должны оказаться в то время и в том месте, где начнутся неприятности. Если возникнут проблемы, Оррину придется их улаживать.

— Он не шериф.

— И тем не менее, если что-то случится, никто не захочет брать на себя ответственность. Вот тут-то Оррин и должен проявить себя.

Он опять одним махом опрокинул свой стаканчик.

— Послушай… Приттс хочет убить Торреса и еще несколько ключевых фигур с ранчо Альварадо. Если начнется стрельба, это будет означать, что бандиты и скотокрады Приттса зашли слишком далеко. Оррин должен взяться за дело, тем более, что американцы поддержат его. Ты убедишь мексиканцев, что Оррин тот человек, который стоит на страже их интересов. Когда твоего брата изберут городским шерифом, выдвинем его на пост шерифа округа, а там недалеко и до конгресса штата.

Олли говорил правильно, но я не переставал удивляться, как ему удалось за несколько недель так много узнать. Мой брат действительно может стать большим человеком, хотя есть еще Том Санди.

— А как насчет Тома Санди?

— Том считает, что пост шерифа для него, но он не может разговаривать с людьми так, как Оррин. Он не умеет ладить со всеми так, как Оррин. Твой брат любит людей, они это чувствуют… Так же, как ты любишь мексиканцев, и они это знают. Как бы то ни было, — добавил он, — Оррин наш человек. Есть и еще повод в пользу твоего брата: нам не придется врать.

— А ты бы стал врать?

Олли смутился.

— Тайрел, политика есть политика, и когда человек ею занимается, он хочет победить на выборах. Поэтому немного привирает.

— Мы будем вести себя честно, — заверил я. — Послушай, я не вчера родился, мне не нужно ничего добиваться с помощью обмана или лжи. Так нас воспитала мама, и я благодарен ей за это.

— Да ладно тебе. Честность — это хорошо, к тому же если человек никогда не обманывает, люди это ценят. Что ты думаешь насчет Оррина?

— По-моему, ты прав.

Только когда я вышел и направился к дому, чтобы встретиться с мамой, я подумал о Томе Санди. Том наш друг, и затея Олли ему придется не по душе. Он немного ревновал Оррина. У Тома было отличное образование, однако люди больше обращали внимание на моего брата.

Мама постарела…

Она сидела в своем старом кресле-качалке, которое Олли привез в фургоне, на коленях у нее лежала все та же старая шаль. Когда я вошел, она дымила своей любимой трубкой. Мама внимательно оглядела меня с головы до ног.

— Возмужал. Отец бы тобой гордился.

Мм долго сидели и говорили о родных холмах Теннесси, о знакомых, и я рассказал маме о наших планах. Я знал, как ей тяжело пришлось в жизни, и хотел сделать как можно больше для нее и младших братьев. Бобу исполнилось семнадцать, а Джо пятнадцать лет.

Мама не просила многого, но любила, когда ее окружали цветы и деревья. Ей нравилось смотреть, как колышется под ветром луговая трава, и слушать, как стучит дождь по крыше дома. Огонь в камине, кресло-качалка, собственное ранчо и сыновья поблизости — вот что ей нужно.