Принц

По каменным дорожкам, мимо прудика с рыбами, мимо беседки из темного дуба они дошли до небольшого домика — белого, из резного мрамора. Он окружен цветами — теми самыми, белыми, с желто-голубыми крапинками. Они здесь повсюду — это было озеро из цветов, море цветов! Это был рай цветов…

Мужчина и женщина вошли в склеп. В нем было прохладно, и воздух напоен цветочным запахом. Здесь не было гроба, не было громоздкого саркофага — только резная скамейка из того же белого мрамора, и…статуя. Прекрасная девушка в легком наряде, развевающемся на ветру, сидела, откинув голову назад, и смотрела вверх, в небо, которое виднелось в стеклянной крыше склепа. Эта крыша стоила огромных денег, но зачем деньги, если их не тратить? Тех денег, что у них были, эта пара не могла бы потратить и за всю свою жизнь, и даже их дочь, если бы была жива, не смогла бы их потратить за годы и десятилетия. Мужчина некогда умел зарабатывать деньги, а еще — наследство богатых родственников.

Впрочем — женщина тоже принесла свой вклад в их семейную копилку, приданым, и наследством. Они были очень богаты. И очень несчастливы. И даже если бы у них не было столько денег, на последние золотые они бы построили этот домик для своей дочки.

Медленно сели на скамейку, и как всегда, начала женщина:

— Здравствуй, дочка! Вот и еще год прошел. Год — без тебя. У нас все хорошо. Папа читает книги, а еще — лепит скульптуры. Ты же знаешь, он всегда любил это делать. Вот и сидит в своей мастерской, даже на свет не показывается. Вылепит, и разобьет. Говорит — это недостойная скульптура. А я его не могу переубедить, тебя-то нет! Только тебя он и слушал, негодный упрямец. Я рисую. Но не рву картины! Я не такая привередливая, как папа.

Женщина помолчала, и продолжила:

— Со здоровьем у нас все хорошо. Папу вообще болезни боятся, бегут, как от огня! Помнишь, как он лошадь поднимал на плечах? Он и сейчас поднимет, если захочет. Только не хочет… Мы без тебя ничего не хотим. Совсем ничего, и никого. Нам осталось немного, подожди, пожалуйста. Скоро встретимся! Так хочется тебя обнять! Доченька моя, доченька… Папа ведь лепит только тебя…только нашу милую дочку.

Она замолчала, и теперь заговорил мужчина:

— Привет, дочка! Мама как всегда преувеличивает! Поднимал когда-то жеребца, так…время ушло. Но вообще-то здоров, чего мне сделается? А про скульптуры она зря говорит — я ведь люблю совершенство, а раз нет совершенства — зачем такая скульптура? Мне кажется, что если я сделаю совершенную скульптуру…она встанет и пойдет. И ты вернешься к нам. А мама тоже рисует только тебя, моя радость, любимка моя! Нам плохо без тебя! Но мама правильно говорит — мы скоро встретимся. Здоровье наше вот…живем, и живем. Я никак не могу умереть — меня только если на части порубить, и то — буду ползти и ругаться, ты же знаешь. А мама раньше умирать не хочет, говорит — мне плохо без нее будет. И правда — плохо. И кто-то ведь должен меня похоронить, правда? Жалко только что когда умрем, все это достанется твоим двоюродным братьям, дядьям да племянникам. Испортят поместье, превратят в отхожее место, засранцы! Но ведь нам уже будет все равно, не так ли? Главное, что мы будем с тобой. Подожди немножко, скоро! И с днем рождения тебя, милая!

Мужчина встал со скамейки и погладил голову каменной девушки, он не проронил ни слезы, глаза его блестели сухим огнем. Слезы уже выплаканы, остались только грусть и надежда.

Они молча посидели еще полчаса, прижавшись друг к другу. Потом мужчина мягко поднял женщину, взяв ее под руку, и они пошли по дорожке не оглядываясь. Тени прежних себя.

Мужчина ушел в дом, а женщина стала рыхлить землю в мраморной клумбе, держа в руке специальный инструмент садовника — маленькие грабли с тремя зубцами. Только в отличие от обычных грабелек, инструмент этот был очень высокого качества, с ручкой, инкрустированной перламутром. Женщина любила возиться в саду, бесконечно рассаживая и пересаживая цветы. Дочка любила цветы.

— Госпожа! Госпожа, простите… — тихий голос садовника, старого слуги, заставил ее отвлечься от своих мыслей. Сейчас она думала о том, что на следующей картине изобразит дочку сидящей на коне — грозной воительницей, которая сражается с толпой разбойников. Дочка вся в отца — сильная, ловкая, умелая! Она в Академии была лучшим бойцом среди девушек! А возможно и среди мужчин. Просто не все мужчины соглашаются драться с девушкой. Выиграешь — «Как тебе не стыдно, девушку побил?!» Проиграешь — «Ага, у девушки выиграл! И не стыдно, с девушкой-то? Легкой добычи захотел?!» Дочка смеялась, когда об этом рассказывала.

— Что тебе, Кассин?

Слуга работал у них долго, очень долго. Еще до рождения дочки. Вначале он был рабом, купленным на рынке, потом его отпустили на свободу, но он остался в семье. Женщина доверяла ему практически бесконечно. Впрочем — как и всем слугам, оставшимся в поместье. Всем пятерым.

— Письмо, госпожа! Письмо!