— А фиг его знает, — задумчиво пошуршал крыльями дракон. — Но вот давеча у меня диарея случилась, так я ни слова сказать, ни колдануть не успел… Быстрее всего, вернее — быстротечнее, сама жизнь. И никто в этом не виноват…
Ланс смешливо прыснул, некромант скептично надул губы:
— Эткин, тебя не поймешь. То ли ты излишне добрый и прощаешь всяческое причиненное тебе зло, то ли настолько глупый, что просто не умеешь обижаться…
— Если кто-то сделал тебе зло, — с добродушной улыбкой произнес дракон, — то не обижайся на него, а дай ему конфету. Он тебе опять зло — а ты ему опять конфету… И так до тех пор, пока у этой поганой сволочи не разовьется сахарный диабет…
— Так мы что, пришли в этот мир ради того, чтобы совершить что-то хорошее? — озаренно расширил глаза полукровка, ухвативший глобальную идею дракона, преподнесенную в столь иронично-завуалированной форме.
— А для чего же еще? — величественно склонил голову Эткин. — Разве не ради этого мы живем и дышим?
Жизнь — быстротечна. Острее всего это осознается вот в такие наиболее опасные моменты, когда возникает реальная угроза с нею расстаться. А обиднее всего то, что ты никогда к этому не готов, потому что за спиной остается целый ворох невыполненных обещаний, нереализованных желаний и невоплощенных надежд. А это уже звучит как самый настоящий афоризм.
— Что, я не вовремя? — злорадно усмехнулась Ринецея, угрожающе сжимающая рукоять Полумглы — меча, некогда принадлежавшего моему умершему возлюбленному. Увидев священное оружие, попавшее в недостойные руки и сейчас обращенное против новорожденного сына его бывшего владельца, я испытала спонтанный приступ вполне обоснованного раздражения. Похоже, жизнь не только быстротечна — она еще и чудовищно несправедлива.
— Гениальная фраза! — Я не глядя сунула сынишку Кса-Буну и с трудом поднялась на ноги, ощущая предательскую дрожь в еще слабых после родов коленях. — Но не по моим меркам.
— Если гений не понят и не признан, значит, он еще жив! — издевательски хохотнула демоница, словно невесомым перышком, легко поигрывая огромным мечом. — От тебя невозможно избавиться, принцесса. Я специально подкинула Нить Бальдура на Поющий Остров, надеясь, что она рано или поздно попадет в твои руки и приведет тебя к погибели. И тогда моим замыслам уже никто не сможет помешать…
— Ну это упущение мы сейчас поправим! — щедро пообещала я. — В итоге я все равно спроважу тебя на тот свет и позабочусь о том, чтобы ты задержалась там как можно дольше…
Ринецея почти восхищенно покачала черноволосой головой:
— Почему-то при сильном испуге у женщин в первую очередь атрофируется именно та, очень небольшая часть мозга, отвечающая за умение думать! Ты еще не поняла, глупышка? Меня нельзя убить.
— Демиурги тоже говорили о себе нечто подобное, — вызывающе парировала я. — Но, увы, смертны даже они. Одна из них уже скончалась…
— Кто? — панически расширила глаза моя врагиня.
— Оружейница! — послушно ответила я, сильнее всего изумленная явным испугом, демонстрируемым несгибаемой охотницей за властью.
— О-о-о, — длинные локоны демоницы почти встали дыбом от ужаса, — это конец всему. Она хоть немного сдерживала прочих своих сестер, но сейчас… мы обречены…
— Изволь объясниться, — заволновалась я. — Я тоже кое-что о них знаю, и, возможно, если мы объединим свои усилия по спасению нашего мира, то…
— Дура! — презрительно припечатала демоница, взирая на меня с нескрываемым отвращением. — Глупая наивная девчонка! Ты не понимаешь происходящего…
— Неправда! — в свою очередь возмутилась я. — Оружейница дала мне знания…
Но Ринецея не желала слушать, безнадежно погрязнув в своем высокомерии и замшелом снобизме.
— Не верю, — пронзительно верещала она. — Как смеешь ты равнять себя со мной? Ты, тупая деревенская девка. Я посвятила сотни лет постижению высших тайн, а тут приходит какая-то дрянь, совратившая, а затем и погубившая моего брата, и начинает учить меня жить…
— Сестра, будь же благоразумна, — предприняла я последнюю попытку успокоить Ринецею, взывая к ее рассудку. — Если враг не сдается, то… нужно найти себе другого врага. Наши проблемы мы решим позднее, а сейчас нам нужно разобраться с оставшимися демиургами…
— Ты посмела назвать меня сестрой? — На губах демоницы выступила пена, словно от припадка безумия. — Ты, мерзкая дрянь! Никогда — слышишь? — никогда я не воспользуюсь твоей помощью — я скорее умру! Нет, я сильнее всех! Я уничтожу тебя — поганое рыжее отродье — и заберу моего племянника. И возможно, лишь в этом случае я, так и быть, скажу о тебе что-то хорошее…
— Если хочешь услышать о себе нечто хорошее, — печально усмехнулась я, — умри! Нет, Ринецея, моего сына ты не получишь! — Я встала в защитную стойку, прикрывая грудь лезвием Нурилона.