Принцесса поджала губы. Профиль ее заострился, глаза потемнели. Она резко повернулась к нему лицом.
— Да, знаю. А тебе какое дело?
— Для меня это очень важно. И ты знаешь почему — потому что я люблю тебя.
— Ну и что? Мне-то какое дело?
Рикард криво усмехнулся:
— О, насчет этого я не питаю никаких иллюзий, сударыня. Вы никого не любите; вы просто неспособны полюбить. Любовь для вас пустой звук… Впрочем, нет, ошибаюсь. В вашем лексиконе это эвфемизм, обозначающий состояние возбуждения перед и во время физической близости. Ведь сколько раз вы говорили мне в постели, что любите меня…
Маргарита вскочила на ноги. К лицу ее прихлынула кровь, а пальцы судорожно сжимались и разжимались.
— Замолчи, негодяй! Ты ничего не понимаешь. Я… я люблю…
— Ах да, совсем забыл! — саркастически произнес Рикард. — Вы же любите Красавчика!.. Гм… Однако здорово он отблагодарил вас за столь преданную любовь.
Принцесса упала обратно в кресло и закрыла лицо руками.
— Ты такой же бессердечный ублюдок, как и все остальные. Вы, мужчины, все на один пошиб. И ты… ты тоже… У тебя нет ни капли сочувствия. А я считала тебя самым чутким, самым отзывчивым из мужчин… Но ты… ты оказался… — Тут она не выдержала и горько зарыдала.
Растроганный до глубины души Рикард мигом бросился ей в ноги.
— Прости меня, милая, прости. Я сказал так сгоряча, не подумав… Ну, пожалуйста, не плачь. Бей меня, мучь — только не надо плакать, родная.
Наконец Маргарита успокоилась и, то и дело всхлипывая, заговорила:
— Ты не представляешь, Рикард, какой он подлец, какая бессовестная скотина, этот… этот подонок! Сегодня я ходила к нему… когда еще не знала о его помолвке. Я пришла сказать ему, что передумала выходить за него замуж, а он… Вместо того, чтобы честно признаться, что у него появились другие планы и наши желания полностью совпадают, он заставил меня… он это умеет, проклятый!.. заставил меня унижаться перед ним, просить, умолять… О, как я его ненавижу!..
Она крепко прижалась к Рикарду, зарылась лицом в его волосах и спросила:
— Ты по-прежнему любишь меня?
— Еще больше, чем прежде, — пылко ответил он. — За это время я понял, как дорога ты мне, чтó ты для меня значишь. Ты стала смыслом всей моей жизни. Помимо тебя, Маргарита, я не вижу, ради чего еще мне стоит жить. Теперь я знаю, что только любовь к тебе и тайная надежда когда-нибудь добиться взаимности обуздывали во мне самые дурные наклонности, не позволяли им взять верх над тем добрым, что есть в каждом человеке… Но стоило мне потерять тебя — и я оказался способным на такую гадость, на такую мерзость…
— Ты о попытке самоубийства?
— Нет, не только. Но об этом позже, а сейчас…
— Да, ты прав, — согласилась Маргарита, поднимая его лицо к себе. — О делах мы поговорим утром, а сейчас… — Она наклонила голову и нежно поцеловала его в губы. — Знаешь, у меня такое чувство, будто вернулось лето. Наше с тобой лето… Я тоже многое поняла за это время. Я не люблю и никогда не любила Красавчика. Я люблю тебя.
Рикард схватил ее за плечи.
— Это правда? — с дрожью в голосе переспросил он. — Это не почудилось мне? Я не ослышался? Ты… ты любишь меня?
— Да, люблю. Может, я не так понимаю это слово. Может, мое чувство к тебе на самом деле не любовь… Но если я и люблю кого-то, если я вообще способна кого-нибудь любить, так это только тебя. До нашей размолвки я даже представить не могла, как ты стал мне дорог, как мне будет тебя не хватать. Возможно, это всего лишь привычка — ну что ж, пусть будет так, мне нравится такая привычка. Я хочу, чтобы ты был рядом со мной, хочу снова и снова слышать твои заверения в любви, хочу заниматься с тобой любовью, хочу засыпать и просыпаться в твоих объятиях. В постели ты прекрасный любовник, но что гораздо важнее, ты замечательный друг, лучший из друзей, и я очень нуждаюсь в тебе, нуждаюсь в твоей ласке, в твоей заботе, в твоем понимании и участии. И если это не любовь, тем хуже для любви.
Рикард слушал ее со смешанным чувством удивления, недоверия и какого-то радостного потрясения. Он уже привык к резким перепадам в настроении Маргариты, но в таком взвинченном состоянии видел ее впервые. В ее искренности сомневаться не приходилось, она была слишком возбуждена, чтобы сознательно кривить душой, однако вопрос состоял в том, было ли это правдой или просто попыткой самообмана, стремлением оскорбленной женщины выдать желаемое за действительное.
— Ты серьезно, дорогая? Ты не разыгрываешь меня?
— Клянусь, милый, я люблю тебя. Прости за ту нашу ссору, прости за все, что я наговорила тебе в тот день… и на следующий тоже… Господи, как я была слепа! Ты на целую голову выше Красавчика — не только ростом, но и во всех других отношениях. Он подлый обманщик, беспринципный властолюбец, а ты… Ты хороший, ты честный, ты порядочный, ты так любишь меня, так мне предан. Ты самый лучший, самый прекрасный человек из всех, кого я знаю. Я так соскучилась по тебе, любимый, я так тебя хочу. Ведь ты останешься со мной, правда? Ведь ты не уйдешь? Мы снова будем вместе, снова будем любить друг друга, и все у нас будет по-прежнему…