Принц Генри

– Видишь? – дразнит Генри. – Вода – твой друг. Хочешь научиться плавать? Я мог бы тебя подучить.

– Не знаю, – я с подозрением оглядываю воду.

– Ты всегда чего-то боишься? – спрашивает он, но в его голосе нет насмешки – только простое любопытство.

– Вовсе нет. Я просто люблю… стабильность. Последовательность во всем.

– Последовательность и стабильность – это скучно.

– Зато безопасно. Когда знаешь, чего ждать, тебя нельзя застать врасплох.

Генри закатывает глаза.

– Почему ты все время грустный? – спрашиваю я.

– Я не грустный, я… полон жалости. Есть большая разница, – некоторое время он молчит – слышны только тихие всплески. – Как думаешь, Чарли Кэмпбелл успел пожить? До того, как погиб.

Капли воды на его ресницах сверкают, словно бриллианты. Я пытаюсь сосредоточиться на этом, а не на всей той боли, заключенной в его вопросе.

– Очень надеюсь. Иногда только это и остается – надеяться.

Генри кивает.

– Думаю, ты права.

Поднимаю бокал.

– За Чарли.

Генри чуть улыбается, когда я делаю глоток, а потом подношу стакан к его губам.

– За Чарли, – говорит он и пьет, потом забирает у меня опустевший бокал и отбрасывает в сторону. Осторожно он делает несколько гребков руками, и мы медленно плывем вперед.

В тот миг он просто… смотрит на меня, тепло, с удовольствием. Очки у меня запотели, и я снимаю их.

– Черт, ты такая красивая, – бормочет Генри.

Невольно я опускаю голову, глядя ему на грудь.

– Тебе разве никто этого не говорил?

Пожимаю плечами:

– Честно говоря, нет.

– А должны были, – добавляет он тихо, настойчиво. – Тебе каждый день должны были говорить, какая ты красивая, и изнутри, и снаружи.

Меня вдруг заполняет такая нежность, что становится больно дышать – не из-за комплимента даже, из-за него самого. Прекрасный, надломленный принц, полный сострадания. А ему говорили когда-нибудь, как он великолепен? Что он добрый и сильный, щедрый и просто хороший? Не думаю, что говорили, а должны были. Каждый день.

Я и не поняла, как мы успели оказаться на мелководье. Плечо Генри упирается в скользкий кафель.

– Ну вот, – он ставит меня на ноги, на дно бассейна. – Не так уж плохо было, да?

Мы стоим совсем близко, и я чувствую его дыхание – пряный древесный запах, виски… и аромат самого мужчины, свойственный ему.

– Нет. Совсем не плохо.

Я как будто одурманена, словно во сне. Наши взгляды встречаются, и палец Генри скользит по моему лбу вниз, по щеке к подбородку, отводит мокрую прядь волос.

– Сара… – его тихий голос – почти стон. Медленно он склоняется ко мне…

Сморгнув, я отворачиваюсь, ведь, наверное, он все-таки прав. Наверное, я и правда все время чего-то боюсь.

Выскользнув из его объятий, я направляюсь к краю бассейна. Моя одежда мокрая насквозь, и целые струи стекают с меня, когда я подтягиваюсь и выхожу на берег. Стараюсь говорить весело, беспечно:

– Давай-ка вылезать.

Подхватив полотенце с ближайшего шезлонга, оборачиваю его вокруг себя и разворачиваю второе, для него. Генри медлит, явно готовый поспорить со мной.

– Ты обещал, – напоминаю ему я.

Он трагично вздыхает, потом опускает лицо в воду, посылая пузыри. Наконец он поднимается по ступенькам, удерживаясь за перила, и забирает у меня полотенце, вытирает плечи и руки.

Я честно стараюсь не смотреть, но когда он вытирает себе живот, мой взгляд невольно падает ниже, и я безошибочно различаю его возбуждение – напряженный член под плавками. Просто великолепный.

Понимаю, что он заметил мой взгляд, потому что Генри тут же добавляет дразняще:

– Уложишь меня в постельку, Титиботтум? Поцелуешь на ночь… куда-нибудь?

Я плотнее заворачиваюсь в полотенце, почти жалея, как, должно быть, надменно сейчас выгляжу, но все же отвечаю:

– Нет. Эта честь принадлежит Джеймсу.

Он фыркает.

– Кайфоломщица.

12

Генри

После того вечера в бассейне что-то между нами с Сарой изменилось. Мы стали как-то… ближе. Она по-прежнему очень мило краснеет, но теперь ее щечки становятся нежно-розовыми, а не ярко-алыми, как когда я поддразнивал ее впервые. Она по-прежнему держится больше сама по себе, читает в углу или под деревом, но теперь она все чаще выбирается на съемочную площадку. Уже несколько раз я замечал, как она болтает и смеется в компании Лауры Беннингсон и принцессы Альпаки, которую сопровождает ее мрачный переводчик Гуэрмо.

С той первой ночи я не спал в собственной комнате – даже не пытался. Сперва я думал, что продюсеры меня за это взгреют, но Ванесса объяснила, что они и не рассчитывают, что камеры поймают там что-нибудь стоящее. Скорее, они стоят там на тот случай, если что-то интересное там вдруг все-таки случится.

Мои дни проходят в разных занятиях – лазанье по канатной дороге, прыжках на тарзанке, стрижке шерсти на овечьей ферме, плаванье в горячих источниках, каждый раз – с новой девушкой. Я раздариваю все меньше хрустальных туфелек – подкладываю их под подушку, как зубная фея деньги. Ну, мужская версия этой самой феи, более похотливая. А ночи мои полны безответного желания. Я словно нахожусь в блаженном аду, потому что никак не могу забыть Сару – то, как она прижималась ко мне в воде, гладкая, мягкая, мокрая. Мои мысли постоянно о ней.