Чуть позже, после того, как я все объяснил королеве, пришло время как следует прибраться. Я нахожу Ванессу в библиотеке, где она перебирает какие-то бумаги. И впервые вижу ее такой замотанной.
Говорю тихо, но в моем голосе отчетливо слышен металл.
– Что ты ей сказала?
Ванесса вскидывает голову.
– Ни слова лжи.
Расправляю плечи, требовательно глядя на нее.
– Что
– Да ладно тебе, Генри. Ты же знаешь, как все это работает. Драма хорошо продается. А то, что ты замутил с сестрой? Это как раз отличная первосортная драма.
– Ты думаешь, это все игра? Шоу? Это – моя жизнь.
Она скрещивает руки на груди, твердая, уверенная.
– Ты – принц. Вся твоя жизнь – это шоу.
– Больше нет, – качаю головой. – С меня хватит. И нашим договоренностям конец. Можешь забирать свои записи и делать, что хочешь. Хочешь выпотрошить меня на потеху публике, на телевидении? Что ж, действуй, – подаюсь вперед. – Но предупреждаю, и это будет единственным моим предупреждением… если вздумаешь навредить Саре, если хоть попробуешь оклеветать ее – я разрушу всю твою жизнь. Я использую все мои ресурсы – а за мной стоит целая гребаная страна – и уничтожу все, что с тобой связано. Я понятно излагаю, мисс Стил?
Ее взгляд изучает мое лицо, мою уверенность и искренность моих слов. Ванесса, может, и не самый приятный человек, но она никогда не была глупой.
– Я хочу эксклюзив.
– Что?
– Если у вас с твоим книжным червячком все выгорит, это будет история века, и я хочу иметь к ней доступ. Я сама буду вести съемки, а когда вы провозгласите о помолвке, я сделаю документалку, – она поднимает взгляд, словно уже видит заголовки. – Это же будет чертова сказка. Про то, как принца приручила тихоня. Как он, перебрав десятки перин, наконец нашел свою идеальную горошинку. И я хочу интервью – с тобой и Сарой.
Прокручиваю это предложение в голове, взвешивая варианты.
– Я дам тебе интервью, но не могу обещать за Сару. Если она захочет поучаствовать – хорошо, если нет – тебе придется удовольствоваться мной одним.
– Согласна.
– И я хочу посмотреть на финальный материал, – наставляю на нее палец. – Ты не должна даже секунды этой записи выпускать в эфир, пока я не посмотрю все целиком и не одобрю.
Она обдумывает это, потом протягивает мне руку.
– Договорились.
Пожимаем друг другу руки.
Что ж, а не такой уж я дерьмовый политик.
Через час она приносит мне новые договоры. Подписываю и возвращаю ей бумаги.
– А теперь собирайте оборудование и валите из моего замка.
Позже, когда Фергус закрывает дверь замка, бабушка стоит рядом со мной в фойе, потирая руки, словно стряхивая с них пыль.
– Ну что ж. Я рада, что с этим покончено. Составишь мне компанию в библиотеке на стаканчик шерри?
– Конечно. Нам многое нужно обсудить, – смотрю ей в глаза. – И боюсь, тебе это не понравится.
Она просто кивает, спокойная, непоколебимая, как всегда.
– Я велю Фергусу принести бокалы побольше.
23
Это ведь совсем недолго. Всего на две больше, чем одна.
Но я не провела все это время в сожалениях и жалости к себе. Уже через четыре дня я перестала плакать, а через десять дней перестала то и дело проверять мобильник, не пропустила ли звонок или SMS.
Через шестнадцать дней я перестала то и дело выглядывать на улицу, выискивая взглядом черный внедорожник, надеясь увидеть дикий взгляд зеленых глаз.
А через восемнадцать я приняла, что Генри за мной не придет.
И все же я по-прежнему мечтаю о нем. Каждую ночь, лежа в постели, я слышу внутри его голос, представляю, как его изящные пальцы перебирают струны гитары. Я так отчетливо вижу внутри его улыбку и, клянусь, даже чувствую его запах на постельном белье. А потом приходят сны, но с этим я ничего не могу поделать.
В конце концов, иногда наша жизнь – совсем как книга. Мы не в силах написать окончание истории, мы можем только принять то, что уже написано на страницах.
Вернуться к прежней жизни было просто, ведь она уже была заготовлена заранее – как детский конструктор лего, где каждый фрагмент без труда соединяется между собой. Все организовано, все по графику.
Но в конце первой недели, на седьмой день, произошло нечто странное… нечто такое, что оказалось совсем неплохим.