– У меня аллергия на шерсть, как вы думаете, мне можно контактировать с потенциальным аллергеном? Будет ли проявляться моя аллергия? – озабоченно спросила мадам, явно считая, что я подрабатываю аллергологом.
Я процитировала наизусть надпись на любой рекламе лекарств: «Перед применением проконсультируйтесь с врачом». Мой ответ вызвал бурю сомнений, который выражались в напряженном сопении заложенным носом.
– Ой, а у него есть санкнижка? А можно его привить от бешенства? – меня определенно решили доконать вопросами. – Я шприц и вакцину куплю…
– Я просто очень боюсь бешенства, – заметила мадам, разглядывая оборотня и плотоядно улыбаясь. – Но он кажется таким темпераментным… Прямо …ух! Хотелось, чтобы он был бешенным, сами понимаете, в каком вопросе, но при этом бешенства у него не было!
– Ой, а не могли бы вы принести кусочек шкуры, чтобы я проверила, есть ли у меня аллергия или нет? – шмыгнула носом мадам, снова вливая в себя капли.
Мне она порядком надоела.
– Сейчас попробую, – вздохнула я, отправляясь в комнату с зеркалом. – Подождите минут десять…
Я зашла в комнату с зеркалом, закрыла дверь, присела на пол и достала из кармана аккуратно сложенный портрет. Красная ручка сделала свое дело, поэтому с портрета на меня смотрели любимые глаза.
– Я люблю тебя, – одними губами, прошептала я, улыбаясь сквозь слезы. – Ты ведь знаешь, что люблю… Таким, каким ты есть… Я так хочу тебя увидеть, ты не представляешь… Просто увидеть…
Посидев немного, я посмотрела на часы. Пора выгонять мадам. Я вышла и вздохнула:
– Шкуру оборотень не дал. Но есть хорошая новость. Он заинтересовался вами и попросил клок ваших волос… И образцы мягких тканей…
Через секунду каталог был брошен, а дверь закрылась. От клиентки остались стойкий удушающий запах парфюма и блистер успокоительного, который вывалился у нее из кармана, когда она доставала платок.
Сразу видно, что клиент настроен решительно и не боится трудностей, особенно если дело касается прически.
Был у меня внутренний рубеж, который я старалась преодолеть. Когда стрелка подходила к шести часам, мне становилось плохо. Нужно было просто пережить это время. Просто продержаться. В какой-то момент меня охватывала паника, я начинала усиленно искать, чем себя занять, чтобы не смотреть на часы. Под мерное тиканье я чувствовала удушающий приступ мучительной душевной боли. Пригодились те самые таблетки, странным образом оставшиеся на диване и превращающие меня на остаток дня в аморфное антропоморфное существо.
В воскресенье, я собралась домой пораньше. Хотелось уволиться, бросить все, сменить место жительства и место работы, уехать снова в какой-нибудь чужой город, но какая-то необъяснимая, призрачная надежда незримой ниточкой связывала меня с Азерсайдом.
Вечер был прохладным и пустым. Улицы отдыхали от оживления, доносив до меня с порывами ветра осколки чужих судеб, обрывки телефонных разговоров, смех и гул чужих голосов. «И что? Он вернулся к Лере? Да вы че? Блин, а я думала…», «Зацените, у меня на работе чувак один…», «Я уже иду? Ты где? Не слышу! А! Ну подожди, я в магазин заскочу …», «А ты уже покушал? Я не разрешала мультики включать! Я сейчас позвоню бабушке и…», «А он че? А она че? Да ты гонишь! Нет, ну реально …»
Я шла по улице, осознавая, что последнее время мне стало не хватать задумчивых и сентиментальных прогулок, когда идешь, погружаясь все глубже и глубже в свои мысли и воспоминания.
– Зажигалки не найдется? – просил меня кто-то.
– Нет, – небрежно ответила я, глядя на табачный ларек неподалеку. – Не курю, извините.
Я пошла дальше, свернув на темную аллею городского парка. Фонари горели через один.
И тут меня неожиданно схватили за руку и подтащили к ближайшему фонарю.
– Любовь, ты ли это? – насмешливо произнес знакомый, неприятный до тошноты, голос. – Сколько лет, сколько зим. А я, понимаешь, тебя ищу. Мать твоя на лекарствах сидит, отец твой совсем слег, а ты здесь шляешься!
– Отпусти, – сквозь зубы процедила я, пытаясь вырваться и позвать на помощь.
– Куда, тебя отпустить? К хорю твоему очередному? – мою руку сжали до боли и заломили за спину.