Принц и Нищин

— Да радоваться-то особо нечему. Я должен срочно сообщить, что десять минут назад на территории клиники, принадлежащей Вишневскому, произошел взрыв. Взорвался «Мерседес» с Адамовым и, кажется, племянником Ромна Арсеньевича Андреем.

Кроме них, погибло еще трое.

— Как это произошло?

— На моих глазах, — чуть раздраженно ответил генерал Еременко. — Люди Адамова утверждают, что заложить мину могли только те люди, которых я взял с собой.

— Те, которых порекомендовал я? — отозвался Антон Николаевич. — Это интересно. И что, вы собираетесь проверять их?

— Люди Адамова… они… настаивают!

— Вот видите — в одной короткой фразе вы дважды запнулись. Если бы настаивал Вишневский или Адамов, то это дело другое. Но оперировать неопределенными величинами — «люди настаивают» — это не наш калибр, Константин Ильич. Вы меня понимаете?

— Так что я должен делать?

— Запустить следствие и по предварительным результатам его явиться ко мне с докладом. Сейчас посмотрю, в какое время вы это сделаете. Ага… сейчас… в девятнадцать двадцать.

Генерал промычал что-то вроде «угу», положил трубку и головокружительно выругался.

— Куда это ты звонил? — спросил его следователь Генпрокуратуры, еще не отошедший от взрыва.

— И не спрашивай, Иван Алексеич, — отмахнулся тот, а потом обмахнул платочком потный лоб и добавил нарочито небрежно, но с горькими усталыми интонациями:

— В администрацию Президента…

…На другом конце линии тоже положили трубку. Лысеющий мужчина в дорогом сером костюме — очевидно, «Brioni». У мужчины было длинное узкое лицо с холодными серыми глазами и утиным носом, строгие тонкие губы и властный подбородок, выдающийся вперед.

Он постучал длинным пальцем по массивной черной папке и негромко произнес:

— Ну вот… а Фирсов говорил, что это совершенно невозможно.

И он растянул свои тонкие губы в хищной полуулыбке, неприятно кривя при этом узкое лицо. Такое знакомое почти каждому россиянину и довольно часто торчащее в теле-«ящике».

* * *

— Буквально несколько минут назад в столице зарегистрировано очередное громкое преступление. В полдень возле …ской больницы взорвался «Мерседес-600», в котором находилось четыре человека, среди них глаза службы безопасности убитого вчера олигарха Вишневского и, по всей видимости, племянник Вишневского, известный певец Аскольд. Опознание тел продолжается…

Воронцов плюнул в окно и выключил радио.

И тут произошло, как говорится, главное событие уик-энда.

На обочине дороги торчала шатающаяся тощая фигура в рваной рубахе и перепачканных штанах. По всей видимости, этот гражданин переживал сильнейший похмельный синдром, потому что только что вылез из-за мусорного контейнера, где он благополучно блевал, отравляя жизнь и атмосферу какому-то синеморного образца старичку, копошившемуся в мусорном баке с видом специалиста по цитологии, разглядывающего в микроскоп образец растительной ткани.

…Вытащив свое длинное нескладное туловище с длинными и тощими, как у журавля, ногами, на проезжую часть, похмельный товарищ теперь рассекал вдоль бордюра и усиленно тормозил тачки, вероятно, только чудом не попав под несколько проезжающих мимо машин.

Сергей истерически захохотал, напугав вздрогнувшую всем телом Лену, и, резко тормознув, высунулся из окна и весело проговорил:

— Садись, Алик Иваныч.

Тот оторопело выпялился на Воронцова, выпучил глаза, потом закрыл сначала один, а потом другой, и начал открывать в той же смехотворной последовательности: сначала на багровой и опухшей с похмелья харе проклюнулся правый, совершенно бессмысленный красный глаз, а потом и левый, выражавший ужас и изумление.

— Да быстрее ты садись, идиот! — прикрикнул на него Сережа Воронцов. — Сваливать пора!

— Куда? — тихо пробормотала Инна, глядя на то, как Мыскин складывает свое длинное тело вдвое и буквально втыкается головой в пространство салона. — Из Москвы-то нас точно не выпустят.

— Я знаю, — бросил Сергей. — Конечно, не выпустят. Я так чувствую, заказчик всего этого переполоха сидит на самом верху. Где-нибудь этак на первых ступенях трона… близко к президенту.

При этим словах Мыскин почувствовал первые симптомы белой горячки и начал читать «Отче наш», отчаянно перевирая слова и «иже еси на небеси» произнося ну уж как-то совсем непотребно. Лена же тревожно спросила:

— Что же делать?

— Отсидеться! — сказал Воронцов. — Есть у меня один верный человек, который нас не выдаст.

— Кто?

— Мой бывший командир, подполковник Котляров. Точнее, полковник — он вышел в отставку с повышением.

— Как? — быстро переспросила Лена. — Котляров?

— Да. А что такое? Что-то не то?

— Да нет, — переводя дыхание, быстро ответила Лена, — ничего, нормально. Просто у меня в Москве был знакомый Котляров, так он редкий ублюдок.

— Ну, Котляров — фамилия дов-вольно распространенная, — пробулькал Мыскин. — Это тебе не какой-нибудь Пржевальский или… кгм… Красно-бельмо-вский…

Сережа сказал: