– Что с ним? – я отступила, позволяя мужчине пройти в комнату и закрыть дверь. Теперь нам все-таки придется поговорить. Как бы сильна ни была моя обида, я выслушаю. Хотя бы ради ребенка, который точно не виноват в поведении собственного отца. И хотя белокурый мальчик с доверчивыми глазенками был для меня абсолютно чужим, я не могла проигнорировать слова о том, что у него что-то серьезное со здоровьем.
– Порок сердца, – Сотников сделал глубокий вдох, выдавая собственное смятение. Этот разговор давался ему явно непросто. – Он пережил уже несколько операций, и какое-то время назад врачи давали вполне благоприятные прогнозы. А потом выявили новую патологию. Без хирургического вмешательства… есть всего несколько месяцев…
Я поежилась, несмотря на то что ветер, дергающий ставни и проникающий в комнату через приоткрытое окно, был довольно теплым. Собственные переживания отошли на второй план и стали казаться какими-то несерьезными. В самом деле, что значит разбитый телефон и пережитый скандал по сравнению с тем, о чем поведал мне мужчина? Он говорил медленно, тщательно выбирая слова, то ли скрывая собственное волнение, то ли не желая грузить меня излишними подробностями.
– Дело не в деньгах, да? – осторожно уточнила я. – Ты ведь в состоянии оплатить любую операцию…
Мы ни разу еще не говорили о том, кто он такой. Не упоминали его поистине безграничных возможностей. Здесь, в Зипунах, Сотников явно выступал в какой-то другой роли, не позволяя местным жителям выведать подробности своей биографии. Но я-то уже все знала, и не имело смысла ходить вокруг да около.
Мужчина невесело хмыкнул в ответ. Тема ему явно не нравилась, но не я ее подняла.
– Глупо было рассчитывать, что никто ни о чем не узнает. Хотя за все месяцы, что мы провели здесь, удавалось сохранить все в тайне, – бросил он куда-то в сторону, будто даже не мне. А потом поднял глаза и кивнул.
– Не в деньгах. Должно пройти время, чтобы организм адаптировался. Я не смогу повторить это медицинскими терминами, – мужчина развел руками. – Проще говоря, одну за другой делать операции нельзя. Нужно выждать. А еще нужно, чтобы в этот период с ним ничего не случилось. Никаких стрессов, переживаний, волнений. Это все смертельно опасно.
Он обошел меня и встал у окна, устремляя взгляд куда-то вдаль.
– Тогда почему вы здесь? Не в клинике, где всегда рядом первоклассные специалисты. И не дома, в родных и привычных для него условиях.
Я остановилась рядом. Несмотря на свою собственную боль, хотелось как-то помочь ему. Ободрить, поддержать. Если бы еще только знала, как.
– Я должен был увезти его подальше от матери, – Сотников бросил на меня тяжелый взгляд.
– Не понимаю, – это на самом деле звучало до такой степени ненормально, что просто не укладывалось голове. – Ты говоришь про мать Вани? Про твою…
Проглотила последнее слово, так не к месту вспоминая то, что было между нами. Тесные объятья и терзающие меня губы. Пьяное, неповторимое счастье, о котором сейчас я и вспоминать не имела права.
– Да, про мою жену, – его лицо исказила гримаса отвращения. – Я женат, Оксана. Это долгая и некрасивая история, и сейчас я не очень готов делиться подробностями.
– Конечно, – я отвела глаза, пряча непрошенные слезы, снова подступившие слишком близко. – Ты не обязан что-то объяснять.
Он тронул мое плечо простым, едва ощутимым касанием. В нем не было ни нежности, ни даже намека на тепло, и я вряд ли могла бы объяснить, что оно вообще означало. Но сердце все равно отреагировало, забившись с удвоенной силой.
– Посмотри на меня, пожалуйста, – тихо попросил мужчина. И когда я, ругая себя за податливость, повернулась к нему, проговорил: – Должен, потому что позволил себе слишком много. И сделал тебе больно. Продолжаю делать, потому что прекрасно понимаю, о чем ты думаешь сейчас. Каким подонком считаешь меня. Но это была не игра… то, что произошло между нами.
– Влад, я не понимаю, – впервые с момента нашей ссоры я осмелилась назвать его по имени. И хотя не забыла об ужасной выходке у реки, и обида не исчезла никуда, все равно было в этом что-то особенное сейчас, как будто делающее ближе. – Почему Зипуны? Ты же мог увезти сына в самый дальний конец света. На какой-нибудь частный экзотический остров. Там и в помине нет журналистов, да и никто другой не смог бы вам помешать.
– Ване нельзя летать, – отозвался он. – Даже в машине врачи не советуют проводить слишком много времени. Я выбирал самое ближайшее место, где мы могли бы быть в безопасности.
Конечно, как я сама не подумала об этом? Но не успела кивнуть, как мужчина продолжил:
– А еще… связи есть не только у меня, Оксан. Журналисты – не самое большое зло.
– А что… самое? – шепотом уточнила, понимая, что боюсь услышать ответ. Каждая новая фраза делала все только еще сложнее и запутаннее.
– Ванина мать, – мрачно пояснил Сотников. – Она из тех людей, которые считают, что весь мир должен вращаться вокруг них. И сын для нее – только одно из средств достижения целей.
– Что ты имеешь в виду? Каких целей? Это же ребенок…
Он печально посмотрел на меня.