Принц на черной кляче

– Да, это он! – торжественно, как на школьной линейке, посвященной началу учебного года, произнесла Клава. – Именно этот нож и нашел здесь папка. И я хочу преподнести его тебе в качестве моего свадебного подарка!

– Да-да, конечно, – пробормотал Сергей, протянув задрожавшую вдруг руку к клинку. – Спасибо тебе, солнышко, ты не пожалеешь!

Он уже почти прикоснулся к нетерпеливо потянувшемуся навстречу артефакту (да, нож действительно словно дернулся к парню), но вдруг в ушах зазвенел отчаянный крик матери: «Не надо! Сынок, не бери его! Не надо!!».

Сергей вздрогнул и озадаченно посмотрел по сторонам.

– Что с тобой? – Голос Клавы доносился словно издалека.

– Ты ничего не слышала?

– Нет. В смысле – слышала, но только тебя. Ну же, возьми мой подарок, что ты застыл? Не нравится?

– Нравится, – Сергей встряхнул головой и улыбнулся девушке, – очень нравится. Спасибо тебе, родная! Но… и твой отец, и ты говорили, что нож невозможно удержать в руке долго, что он ледяной! А ты держишь его спокойно!

– Он ледяной, да. Для всех остальных. А для нас с тобой – теплый.

– Почему?

– Потому что он волшебный. Он призван исполнить мое заветное желание. И он исполнил – ты теперь мой! А я – твоя, навеки твоя! Бери, не бойся!

И он взял.

И сердце его едва не остановилось от жуткого, смертельного холода, устремившегося в его тело через ладони.

Этот холод убивал все живое на своем пути, все чувства, все эмоции, все то светлое, что стояло на дороге к душе Сергея Тарского, что пыталось защитить ее, уберечь.

Пока не добрался до самой души…

Глава 32

Он действительно был волшебным, этот кинжал!

И он на самом деле призван был соединить ее, Клавину судьбу, с судьбой этого живого воплощения ее девичьих грез в единое целое!

Потому что едва только девушка сняла с пояса и развернула отцовскую находку, как лезвие ножа вспыхнуло, словно внутри у него была встроена лампочка. Клава даже чуть не выронила эту странную штуку, но удержалась. И даже не закричала, вот! А то могла бы своим дурацким воплем весь сюрприз испортить.

И вообще, ничего удивительного – ведь сам по себе нож удивительный! Вот он и удивляет.

А когда Сергей повернулся и замер, буквально прикипев взглядом к кинжалу, Клава почувствовала, как подарок ощутимо завибрировал в ее ладонях, словно дрожал от нетерпения, стремясь побыстрее выполнить свое предназначение.

Соединить этого мужчину и эту женщину!

И, девушку, какая разница. Сути это не меняет.

Видно было, что Сергей потрясен, нет – он забыл обо всем на свете и даже о ней, но это ничего. Скоро вспомнит, ведь иначе и быть не может – лысый сказал правду.

Правда, ее мужчина поначалу повел себя немного странно – вздрогнул, оглядываться начал, но это быстро прошло.

Самое главное – он взял кинжал, осторожно, затаив дыхание…

И вдруг… вскрикнул так жутко, словно перед смертью, с ужасом посмотрел на кинжал, затем на Клаву, сипло выдохнул:

– Что ты на…

Но недоговорил.

По всему телу парня, начинаясь от все еще сжимавших кинжал ладоней, мгновенно растеклась синеватая, мертвенная какая-то бледность. Глаза закатились, и Сергей сломанной куклой упал на землю.

Так и не выпустив из рук клинок…

Показавшийся сейчас Клаве ядовитой змеей. Потому что… нож извивался!

Скорее всего, это был какой-то оптический обман, вызванный вибрацией воздуха вокруг клинка, но девушка отчетливо видела, как из пульсирующего лезвия в тело Сергея Тарского вползает что-то темное, похожее на скрученный в жгут мрак. А клинок сверкает все ярче, вот уже на него невозможно смотреть, и девушка, вскрикнув, закрыла ладошками глаза и присела на корточки, поскуливая от страха и горя.

Он обманул! Лысый черт из сна обманул ее! Он заманил бедного Сережу сюда, на этот проклятый остров, и с помощью своего мерзкого ножа забрал себе его жизнь! Вот почему этот урод настаивал на поездке сюда! Сереженьку выбрали в качестве жертвы, а она… она… ой, мамочки!!

Она убила своего принца, свою мечту, свою любовь!

Горе было таким сильным, таким всеобъемлющим, что сердце девушки сжалось в комочек и замерло. А вслед за этим остановилось и дыхание, и тело, ужаснувшись безумию хозяйки – так и помереть можно! – точным ударом отправило сознание Клавы в нокаут.

Валяться в котором было очень даже неплохо – тихо, темно, ни боли, ни страха, ни раскаяния. Лепота и благолепие, в общем. И разладившийся было механизм жизнеобеспечения в норму постепенно пришел: сердечко застучало, легкие задышали, кровь по венам побежала, возвращая девушку к жизни.

И не только кровь – по щекам еще что-то легонько пошлепывало, и затылок поддерживали нежно и бережно.

А еще голос, далекий-далекий, но такой родной, такой любимый, который уже не должен звучать:

– Клава, девочка моя маленькая, солнышко мое, ну, очнись же! Посмотри – со мной все в порядке, даже больше, чем обычно! Очнись, малышка! Открой глазки!

И век коснулись теплые мягкие губы.

Неужели… Боясь поверить, Клава зажмурилась еще сильнее и робко прошептала:

– Сережа?

– Да-да, моя хорошая, это я!