Но потом позади нас раздается голос – хриплый, наверняка курильщика и определенно жителя Стейтен-Айленда.
– Боже мой! Ты знаешь, на кого похож?
Рука Николаса застывает, но я сжимаю ее потому, что… я рядом.
– Принца Николаса, верно? – говорю блондинке в очках-авиаторах, используя свой нью-йоркский акцент.
– Точно! Блин, а я слышала, что он в городе. – Она указывает на Николаса. – Да ты можешь им быть!
– Я знаю! Я постоянно ему говорю, что нам стоит переехать в Вегас! Там он мог бы работать подражателем, но мой котик даже и слушать меня не хочет. – Я дергаю Николаса за руку. – Детка, ну-ка, скажи что-нибудь с акцентом.
С нежностью в глазах, он говорит своим нормальным голосом:
– У меня нет акцента… детка.
Я громко смеюсь, а женщина позади нас сходит с ума.
– Боже моооой! Это чума!
– Ага, – вздыхаю я. – Если мне повезет, то он окажется давно потерянным родственником того принца.
Справа от нас открывается касса, куда я подхожу, бросив дамочке:
– Ну, хорошо отдохнуть.
– И тебе хорошего дня, – отвечает она.
Николас обнимает меня за плечи своей сильной рукой и притягивает к себе. Мой нос упирается в его рубашку, которая пахнет чем-то удивительно восхитительным. Пахнет им.
– Видишь, я же говорила, – я смотрю на него.
Он целует меня в губы, покусывая их, заставляя меня стонать.
– Ты чертов гений.
– Бываю… моментами.
Взяв наши напитки – два пива, каждое в красном пластиковом стаканчике, – мы бродим по траве, пока не находим идеальное место.
– Что теперь? – спрашивает мой «я думаю, он мог бы быть моим парнем».
– Ты когда-нибудь пил дешевое пиво, слушая хорошую музыку на одеяле, в окружении пары сотен людей на поле под палящим солнцем весь день?
– Не имел удовольствия.
Я поднимаю стаканчик.
– Тогда вперед.
Николас
Мы с Оливией проходим через вращающиеся двери в лобби отеля «Плаза», держась за руки, украдкой целуясь и хихикая, как два возбужденных подростка, которые прогуливают уроки, чтобы уединиться в подсобке.
Валяние с ней на одеяле день напролет, долгие и медленные поцелуи без переживаний о том, кто смотрит – потому, что никого не было рядом, – делали меня отчаянно нуждающимся в ней.
И твердым.
Поэтому, если в нашу сторону кто-то смотрит или поворачивает камеру телефона, мне все равно. Все, что меня заботит – это мой член, большой, горячий и ноющий, упирающийся в ширинку.
Как только двери лифта закрываются позади нас, я беру ее за руки, прижимаю к стене и целую. Глубже, чем делал это раньше. Она стонет, когда я трусь о нее, наслаждаясь давлением, которое не приносит облегчения. Но это хорошо – даже захватывающе, – потому что я знаю, что скоро она окажется обнаженной, распростертой на моей кровати, и я смогу трахать ее, пока мы оба не устанем.
Или не сломаем чертову кровать. Не уверен, что наступит раньше.
Пока лифт поднимается, я откидываюсь назад и смотрю вниз, наблюдая, как моя обтянутая джинсами промежность толкается в ее бедра. Мой член скользит
И это грандиозно.
Оливия впивается ногтями в мой затылок, притягивая к себе, и скользит губами по щетине на подбородке.
– Я хочу, чтобы ты трахнул меня, Николас, – задыхается она. – И кончил. Между моих ног, на мои груди, в рот, в горло… –
– Черт, да, – шиплю я, чувствуя, что с каждым ее словом схожу с ума.
Дзынькнув, двери лифта открываются в пентхаус.
Оливия сцепляет лодыжки на моей пояснице, и я вношу девушку в номер, поглаживая и разминая ее сочную задницу. Пройдя фойе, направляюсь в спальню, но мое путешествие заканчивается в гостиной, где глава службы безопасности ожидает нас на диване, хмурый и строгий, как военный совет.
И вдруг я ощущаю себя не просто подростком, а подростком, от которого несет сексом, сигаретами и спиртным, крадущимся после комендантского часа домой.
– Итак… значит, ты вернулся? – Логан встает.
– Эм… да. Шоу было грандиозным, – Отвечаю я. – Никаких инцидентов не произошло. Никто, вроде как, меня не узнал.
Он вскидывает руки, подражая сытой по горло матери. Он и звучит так же.
– Ты бы мог позвонить! Я целый день сходил с ума от беспокойства.
Я знаю, что это грубо, но удивительный день и уверенность, что очень скоро я буду в Оливии по самые яйца, делает меня слишком счастливым для подобных забот.
– Прости, мам, – хохочу я.
Логана это не забавляет. Он так сильно сжимает зубы, что я, кажется, слышу их скрип.