Я никогда не видела ничего более удивительного – более страстного, – чем этот мужчина, двигающийся на мне. Занимающийся со мной любовью таким грязным, ужасным способом, который подарил мне больше удовольствия, чем я когда-либо получала. Изголовье кровати ударяется об стену раз, другой, третий, затем Николас выгибает спину и откидывает голову. Его горячая сперма брызжет на мою грудь, стекает по шее, смешиваясь с потом.
В момент, когда его член перестает пульсировать, Николас ложится на меня и берет мое лицо в свои ладони для дикого поцелуя. Он липкий, грязный и идеальный.
Позже ночью раздается стук в дверь, разбудив нас обоих. Я не знаю, сколько было времени, но снаружи все еще темно, а дождь прекратился. Николас накидывает халат и открывает дверь.
По другую сторону стоит обеспокоенный Логан.
– Извините, что помешал, Ваша Светлость, но вы должны это увидеть.
Он берет с тумбочки телевизионный пульт и переключает на новости. Я щурюсь от яркого света, мне требуется несколько секунд, чтобы сфокусироваться, но когда я это делаю…
– Сукин сын, – ругается Николас, потому что он тоже это видит.
Генри ведут в наручниках в полицейский участок, а надпись в нижней части экрана гласит: «Принц Генри и его свита арестованы».
14
Николас
Я повторяю это про себя снова и снова. Если я буду помнить об этом, то не убью при встрече своего брата. Весско нужен запасной план и, несмотря на последнюю выходку Генри, он все еще наш лучший вариант.
Что за тупая подстава.
До полицейского участка мы добираемся ближе к трем. Оливия зевает, на голове у нее гнездо, одета в помятую толстовку и джинсовые шорты, что выглядит мило. Она заметно устала. К счастью, в участке есть черный вход, так как у главного уже собралась толпа. Арест члена королевской семьи – это большая новость, особенно в Америке, где больше, чем возносить знаменитостей, их любят низвергать.
Я пожимаю руку суровому седому офицеру, который смотрит на меня с симпатией.
– Следуйте за мной.
Он ведет нас по коридору через две запертые решетки, которые открываются с жужжанием, затем в небольшую комнату, где за столом сидит молодой офицер. Дальше по коридору расположены камеры для содержания заключенных.
Я четко слышу голос моего брата. Он поет.
– Nooobody knows the trouble I’m in… Nooobody knows till tomorrow.
Младший офицер дает мне на подпись формы.
– Остальные документы будут отправлены в посольство, – говорит он.
– Спасибо, – бормочу я.
Когда Генри приводят – пьяного, еле держащегося на ногах и нуждающегося в стрижке и расческе, – я разрываюсь между беспокойством и осуждением. Да что, мать вашу, с ним не так?
Он фокусируется на Оливии с глупой улыбочкой.
– Олив. Ты здесь! Я так рад. Ты поможешь мне идти, сейчас у меня с этим небольшие проблемы, – затем он обнимает Оливию, отчего ее колени сгибаются.
Я оттаскиваю его к Логану.
– Помоги ему идти. – А после предупреждаю брата: – Следи за своим поведением, или у нас состоится разговор, после которого тебя выкатят на носилках.
Он гримасничает, передразнивая меня, как восьмилетка, и моя рука дергается от желания врезать ему. Но я этого не делаю. Потому что мы на публике. Пусть он не уважает свое положение в этом мире, но я уважаю.
Принцы выбивают дерьмо друг из друга наедине. Но я не могу удержаться от возмущения:
– Кокаин, Генри? Из-за него ты так себя ведешь в последнее время?
Наркотики нашли в машине, на которой он путешествовал – без охраны, – с несколькими «друзьями», когда их остановили за опасное вождение.
Он стоит, опираясь на Логана, и смотрит на меня мутным взором.
– Нет, – усмехается он. – Я не прикасаюсь к этой дряни, слишком высоко ценю свою жизнь, – затем потирает лоб. – Дурь Демиана Клаттербака. Я познакомился с ним на каникулах в Вегасе, а потом он приехал в Нью-Йорк со мной. Я и понятия не имел, что у него был кокаин. Он… – Брат хмурит брови, когда смотрит на Оливию. – Как это слово? Пиц… пац?
– Тупица? – предлагает Оливия.
Генри щелкает пальцами.
– Точно. Демиан – тупица.
–
– Ох, что ж… спасибо, Господи, за дипломатическую неприкосновенность. – И пожимает плечами. – Я все равно подумывал о том, чтобы посетить Амстердам.
– О нет, младший братик, – предупреждаю его я. – Ты едешь домой. И если мне придется связать тебя, как свинью, и засунуть в ящик, то я так и сделаю, лишь бы убедиться, что ты попал туда, куда тебе и надо.
Он глубоко вздыхает, будто хочет сообщить что-то очень важное, но говорит следующее:
– Какой же ты вредный, Николас.
Я потираю глаза и качаю головой.
– Заткнись, Генри.
Затем мы уходим тем же путем, каким и пришли.