Принц Вильгельм I Оранский. В борьбе за независимость Нидерландов от Испанской короны

И все же над всеми национальными проблемами превалировала проблема религии. Политически Север был кальвинистским, поскольку кальвинистское меньшинство контролировало государственную машину, оправдывая этот контроль успешным ведением войны. Юг политически был католическим, и существование сильного кальвинистского меньшинства в Брюсселе и Антверпене, в Валансьене, Брюгге и Генте только подчеркивало общее недоверие к этой конфессии. Вильгельм, хотя и выступал за религиозную терпимость, последние пять лет был кальвинистом и неизбежно стал ассоциироваться с кальвинистской партией уже потому, что представлял Север. Таким образом, его задача состояла в том, чтобы удержать католический Юг, не потеряв кальвинистского Севера, и объединить их, никем не жертвуя.

Вторая задача Вильгельма состояла в том, чтобы сохранить политическое единство самого Юга. В отличие от невежественного дона Хуана, он не стал бы совершать ошибок по незнанию. Он знал о Юге все, что требовалось знать, но это знание не обнадеживало. На Севере знать отошла на второй план, и бюргеры совместно с мелкими землевладельцами правили без помех. Но на Юге даже с этой точки зрения все оставалось неясным. Твердолобые феодалы вроде Арсхота могли сколько угодно возмущаться вмешательством испанцев, но они были намного сильнее преданы королю как таковому, чем сельским жителям более низкого социального положения. Находясь во власти предубеждений, они отчаянно боялись растущего влияния бюргеров в Генеральных штатах, ненавидели и презирали комитеты городских жителей, управлявшие Брюсселем, Антверпеном или Гентом, влияние которых в эти смутные времена быстро росло. Те представители южной аристократии, которые, подобно Сент-Альдегонду, шли в ногу со временем и ставили интересы страны или веры выше своих личных интересов, уже перешли в ряды сторонников Вильгельма, пережили с ним изгнание, потеряли свои южные земли, а с ними и влияние на Юге. В результате классовая вражда была четко очерченной и потому весьма опасной. Вторую и, вероятно, более серьезную проблему Юга представляло кальвинистское меньшинство, склонное, как хорошо знал Вильгельм, к опасным вспышкам и часто связанное с экстремистскими группами в городах. В силу своего излишнего энтузиазма кальвинисты могли с легкостью подорвать доверие большинства к плану Вильгельма по объединению страны и насаждению религиозной терпимости. Они были абсолютно лишены понимания политической целесообразности и солидарности со своими северными братьями.

Военная ситуация на сей раз тревожила Вильгельма гораздо меньше, чем политическая. Дон Хуан с остатками испанской армии на тот момент не представлял опасности. Войска и флот Вильгельма уверенно контролировали положение и на суше, и на море. Местные добровольцы и остатки местной армии, которые сохраняли лояльность испанцам и действовали сообща с испанской армией до ее мятежа прошлым летом, теперь готовы были подчиниться Генеральным штатам и действовать против испанцев. Их реальным командиром был адмирал Боссю, которого Вильгельм знал еще со времен регентства Маргариты и изредка видел в последние восемнадцать месяцев, после того как его взяли в плен.

Таковы были трудности, которые предвидел Вильгельм, и группы, чей эгоизм ему предстояло обуздать или обойти и чью вражду он должен был погасить, прежде чем Нидерланды смогли бы очнуться от долгой ночи испанского правления и объединиться в единую живую нацию.

2

Первыми, кто встретил его у ворот Брюсселя, были Арс-хот и другие аристократы, и о них ему следовало подумать в первую очередь. Арсхот выглядел как нельзя более дружелюбным. В своих письмах Вильгельму он теперь называл себя не иначе как «ваш самый сердечный друг, готовый служить вам», и в тот же вечер пригласил его к себе на ужин. Вильгельм принял приглашение и уже через час или два без лишних формальностей пришел в дом Арсхота, где полночи ел, пил и развлекался.

Он больше не был так богат, как в далеком прошлом, но ему вернули некоторые из его земель, и он мог позволить себе ответное гостеприимство, более-менее соответствовавшее нравам Брюсселя. Обладая способностью быстро осваиваться на месте, Вильгельм понимал, что неформальный стиль Делфта не годится для столицы Брабанта, где даже от народного вождя ждут определенных манер, принятых среди людей его положения. Он сохранил привычку ходить по улицам пешком, но приемы в его доме были частыми и щедрыми. Брюссель не изменил способа ведения политических дел, и Вильгельм с его обычной естественностью и проницательностью с легкостью вернулся к освященным временем обычаям.