По странной случайности именно Луизе предстояло стать родоначальницей династии – матерью единственного сына Вильгельма, у которого были наследники мужского пола. Оранская династия, как мы ее знаем, появилась в результате родственных браков между ее потомками и потомками Шарлотты. По этой причине политически и исторически Луиза де Колиньи сыграла важную роль, и вполне естественно, что она лежит в Делфте в одной усыпальнице со своим супругом. Но едва ли она играла какую-то важную роль в личной жизни Вильгельма. Между ними определенно возникло взаимное уважение, а общность вкусов и интересов давала ощущение спокойного удовлетворения. Причину женитьбы, произошедшей так скоро после смерти горячо любимой Шарлотты, достаточно легко себе представить, но трудно установить документально. Семья, в которой было много совсем маленьких детей – тем более девочек, – представляла большую проблему для вдовца. Возможно, возникли трения между Екатериной Шварцбург – женщиной с сильным характером – и нежной Мари. Как старшая дочь, Мари имела полное право вести хозяйство отца, но весьма вероятно, что Екатерина могла выдвинуть свои требования. Прямо перед смертью Шарлотты Вильгельм в очередной раз пытался снизить свои расходы, сведя их до уровня расходов частного лица. Очевидно, что присутствие в доме двух хозяек делало эту задачу трудновыполнимой. Разумная жена могла решить проблему. И наконец, в свои пятьдесят лет, несмотря на морщины на лице, Вильгельм был еще молодым человеком даже по современным стандартам, а по стандартам шестнадцатого века – очень молодым. Поскольку его не привлекала перспектива долгой жизни в одиночестве, вполне резонно было как можно скорее взять себе новую жену и создать для младших детей полную семью, пока они не ощутили ее утрату.
Во всех личных аспектах брак оказался успешным. Луиза – прямая, добросовестная, толковая и любящая женщина – быстро взяла хозяйство в твердые и даже несколько суровые руки, а пять маленьких девочек – «мой маленький народец», как она их называла, – сразу же завоевали ее сердце. Однако политически это была ошибка. Вильгельм встретил свою невесту во Флашинге и сопроводил ее в Антверпен, где 12 апреля 1583 года они очень тихо поженились в замковой часовне. Толпа, не видевшая разницы между развращенным Анжу и добродетельной мадам де Телиньи, разразилась враждебными криками. Гугеноты или католики, Валуа или Колиньи – все они были французами.
Ни радостные приветствия, ни демонстрация доброй воли не скрашивали первые месяцы их брака. Все старания Вильгельма снова завоевать доверие народа разбивались о его упорное оправдание альянса с Анжу. Банды горожан угрожающе толпились возле замка, так что его женщинам приходилось сидеть дома, как пленницам, и даже сам Вильгельм не всегда решался выйти на улицу. Наконец однажды, когда он после полудня был в городской ратуше, убеждая членов городского совета Антверпена обеспечить поставки продовольствия для армии, снаружи собралась такая большая и агрессивная толпа, что ему пришлось провести ночь в ратуше, и в замок он вернулся только утром в сопровождении стражи.
Тем временем Анжу, отосланный от греха в Дюнкерк, изнывал там от скуки до июля, а потом сел на корабль, идущий во Францию, шутливо пригрозив офицеру, которого оставил вместо себя, что если он сдастся, то «его шея узнает вес его зада». Смущенный этой угрозой офицер просто сдал Дюнкерк 16 июля 1583 года. Теперь у Пармы появился выход к морю, и он был готов отрезать Антверпен.
Ситуация выглядела пугающе, тем более что сам Вильгельм уже утратил контроль над Югом. Падение Дюнкерка пошатнуло тот жалкий остаток уважения к Анжу, который ему удалось воссоздать. А с ним было исчерпано и доверие к нему самому. Он видел только один путь преодолеть катастрофу: если Сент-Альдегонд, известный своим неприятием герцога, вернется в Антверпен и возьмет его оборону на себя. В таком случае Вильгельм со своим семейством мог удалиться на Север, чтобы снова консолидировать там свои силы и быть готовым вернуться на Юг, когда доверие к нему будет хоть немного восстановлено.
Сент-Альдегонда не потребовалось просить дважды. Как бы мало он ни одобрял политику Вильгельма, сведение счетов было не в его характере. Он приехал, как только смог. Тем временем Вильгельм, за всеми передвижениями которого с недоверием следила толпа, тайком подготовился к отъезду, и 22 июля под покровом темноты он вместе с женой и детьми отбыл в Миддельбург. Когда об этом стало известно, разъяренные люди ворвались в замок и не успокаивались до тех пор, пока своими глазами не осмотрели опустевшие комнаты. После этого они стали кричать, что он дезертировал, бросив их на произвол судьбы.
6