Принц Вильгельм I Оранский. В борьбе за независимость Нидерландов от Испанской короны

Вызванный в Брюссель, Вильгельм неохотно покинул Антверпен, где от его присутствия зависело сохранение порядка. Приближался праздник Успения Богородицы, который мог стать толчком к новым вспышкам гнева среди кальвинистов, а 14 августа 1566 года Вильгельм получил петицию от группы торговцев, которые спрашивали, когда именно будут разрешены протестантские богослужения внутри города. В этом трудном положении он решил оставить вместо себя в Антверпене Хоогстратена, потому что, несмотря на его связь с конфедератами, чувствовал, что это человек ответственный, которому можно доверять; к тому же своей энергией и обаянием он должен был подействовать на народ. Маргарита, считавшая Хоогстратена почти предателем, категорически отказалась дать ему такие полномочия. Вильгельм не смог найти другого кандидата и потому отложил свой отъезд. Первым на очереди был вопрос о том, рискнет ли соборное духовенство провести свое ежегодное шествие в честь праздника Успения – пронести по улицам города священное черное изображение Мадонны, маленькую старинную статуэтку, которую почти не было видно под жесткими юбками и вышитыми корсажами из золотых и серебряных кружев, с короной на голове, со скипетром в руке, украшенную драгоценными камнями, самую священную реликвию собора. Казалось, что отказ от шествия может быть воспринят как трусость, и священнослужители из собора, надеясь, что присутствие Вильгельма станет гарантией порядка, устроили шествие, а принц и принцесса Оранские и Людвиг фон Нассау смотрели на них с балкона ратуши. То в одном месте, то в другом, там, где этого не видел Вильгельм, насмехались над церковниками, когда те проходили мимо, и кричали: «Молликин, Молликин, это твоя последняя прогулка!», смеясь над маленькой черной фигуркой в центре их процессии. Но ничего хуже не случилось, и на следующий день Вильгельм, не совсем свободный от плохих предчувствий, уехал в Брюссель.

5

Все лето над Нидерландами сгущались грозовые облака; их наполняли влагой страхи Маргариты и намеки конфедератов, и, когда рыцари Золотого руна были созваны в Брюссель, хлынул не просто ливень, а настоящий потоп. Когда эти ответственные люди покинули свои посты в провинциях, стало некому сдерживать народ, и, более того, мелкопоместные дворяне-конфедераты сразу же заняли временно оставленные без присмотра места, пробравшись на роли руководителей. Начиная с 19 августа 1566 года, дня, когда Вильгельм выехал из Антверпена, этот водопад обрушился на все Нидерланды – их север и юг, запад и восток – и лился пять длинных летних дней. В Гааге и Утрехте, в Амстердаме и Вере, в Ауденарде, Поперинге и Влансьене и на острове Валхерен местные жители штурмовали церкви, срывали драпировки, разбивали статуи, раскалывали стекла, взламывали раки с реликвиями и ковчежцы, выпивали святое вино. В Вианене шайка Бредероде, которая шла на свою работу под веселые звуки трубы и барабана-табора, методически оголяла все религиозные здания до камней. Кулембург в своей сельской усадьбе приказал изрубить церковные жертвенники топорами, велел слугам принести столы в несчастный алтарь, сел там обедать со своими друзьями и при взрывах смеха скормил облатки из дарохранительницы попугаю, сидевшему у него на запястье. В Утрехте, где сам Вильгельм был штатгальтером, толпа разграбила четыре церкви и два монастыря, выгнав монахов и монахинь на улицы и на милость толпы. В Делфте разъяренные женщины ворвались в монастырь и избили монахов, а в Амстердаме толпа взяла штурмом местный монастырь в присутствии протестовавшего бургомистра и членов городского совета, причем некоторые из советников пострадали в этой стычке. Напуганное антверпенское духовенство спрятало маленькую черную Богородицу в боковой часовне, но толпа подмастерьев нашла ее, сорвала железный занавес, схватила безобидную черную куклу, сорвала с нее украшения и изрубила ее топорами на куски. Новость об этом разнеслась по трущобам и причалам, и всю ночь толпы при огне факелов и зловещем свете костров грабили собор и крупные церкви Антверпена.

Тем временем возник пасквиль. Он пролетел по кварталам брюссельской бедноты как ветер и прилип в виде наклеенных листков к стенам и воротам домов. На листках было написано: «Проснись, Брабант! Ни один незаконнорожденный не имеет права занимать какую-либо должность в Брабанте. Может ли незаконнорожденная жена предателя быть вашей регентшей? Разве она не предала нашу страну? Прогоните эту шлюху!»