Возбуждение каждый день становилось сильнее. Изготовители безделушек бойко торговали чашами для подаяния всех размеров и форм. Эти чаши свисали с дамских серег и украшали бархатные шляпы модников. Герцог Эрсхот сделал дерзкую, но не мудрую попытку начать противоположное движение – предложил, чтобы сторонники католических взглядов носили медальон с изображением Богоматери. Но образки Богоматери не могли привлечь оригинальностью, и католики не имели лозунга с таким мощным действием, как у клича «Да здравствуют гёзы!». Этот клич теперь звучал на улицах Брюсселя так же часто, как крик «Горячие пирожки!» зимой. С каждым днем весны кальвинисты и те, кто им сочувствовал, становились все смелей, потому что правительство с его старой «убийственностью», как прозвали новую политику умеренности, делало так мало, что не могло ни удовлетворить, ни контролировать их. Изгнанники, раньше бежавшие с родины по религиозным причинам, в огромном количестве возвращались из Восточной Англии и с берегов Рейна, чтобы ободрить своих угнетаемых братьев, и вскоре стали для разнообразия дополнять свой боевой клич открытым пением гимнов или псалмов на местном языке. А по ночам крутые парни держали безобидных прохожих под прицелом своего пистолета и заставляли их кричать «Да здравствуют гёзы!», пока те не охрипнут.
Вильгельм уехал из столицы в Бреду, чтобы заняться обязанностями, которые были у него в том краю, и Людвиг остался единственным хозяином дворца Нассау. Он не видел причин, почему бы этот гостеприимный кров не смог приютить хотя бы часть сектантских проповедников и их паствы. Дворец был намного удобнее, чем темные чердаки и продуваемые ветром поля, где эти люди обычно собирались. Пытаясь, но не слишком стараясь быть осторожным, он позволил им проводить их службы в первые часы после полуночи. На эти обряды приходило много людей – как любопытных, так и верующих. Эту тайну открыла и разболтала всему Брюсселю чья-то ревнивая жена, пожелавшая узнать, кто та любовница, ради которой муж ночь за ночью покидает ее постель. К этому времени уже невозможно было остановить слухи о том, что принц Оранский и сам тайно состоит в Конфедерации.
Первые серьезные неприятности начались в Антверпене. Этот большой космополитичный портовый город, похожий на соты, ячейками которых были привилегированные иностранные концессии, город, где можно было исповедовать любую религию, долго был источником вдохновения для протестантов всей Фландрии. В предыдущие годы многие из преследуемых переселились туда, чтобы почти открыто пользоваться выгодами его особого положения, и были еще эмигранты, ожидавшие там возможности уехать в Англию, Германию или Данию, – неспокойные люди, горячо исповедовавшие свою веру и у которых мало было что терять. Здесь кальвинизм был особенно силен: огромный космополитичный портовый город был идеальным центром для организованного скрытного продвижения этой веры. Но настоящей опасностью в Антверпене были многочисленные рабочие доков и верфей, голодные, изменчивые в своих настроениях безработные люди богатого порта. А в центре Антверпена стоял, вонзая в огромное небо свои острые шпили, собор, битком набитый роскошными ковчегами для реликвий, увешанный дорогими украшениями и драпировками. На его алтарях стояли бесценные подсвечники и украшенные драгоценными камнями дарохранительницы. Его теснившиеся одна к другой колонны были покрыты резьбой и позолоченными орнаментами. Он был символом той роскоши неисправленного католического богослужения, которая приводила в такую ярость кальвинистов, и искушением для рассерженных, голодных и бедных.
Если беспорядкам суждено начаться, они начинаются в мае. Мокрая северная зима закончилась, воздух наполнен весельем, жизнью и любовным вожделением. Люди легко поддаются внушению, легко возбуждаются и внезапно чувствуют себя сильными. И именно это время Бредероде и его сто пятьдесят бойцов выбрали, чтобы приехать в Антверпен. Маргарита, бессильная и растерянная, смотрела, как надвигается гроза. Никто в Антверпене не сомневался, что эта гроза скоро начнется. Каждый горожанин стал вооружаться, и это продолжалось, пока оружейники не распродали все свои запасы. Потом кальвинисты внезапно вышли из подполья и стали штурмовать здание городского совета, требуя разрешения проповедовать открыто. Получив отказ, они вышли из города и устроили в окрестных полях собрания, на которых было по две, три и четыре тысячи человек. Все попытки помешать этим собраниям были безуспешны, а беспорядки в городе каждый день становились сильнее. Слух, что правительство послало свои войска разогнать собрания, заставил негодующий народ собраться перед городской ратушей. Когда их убеждали разойтись, эти люди кричали: «Мы хотим видеть принца Оранского!»