По малым морям[9]
туда-сюда сновали вооруженные суда их морских братьев Gueux de Мег[10], – видавших виды бывших торговцев, со старыми пушками, установленными на полуразвалившихся палубах, и потрепанными парусами, реявшими на ветру. Их команды состояли из патриотов и головорезов, голландцев и фламандцев, французов и англичан, – разного сброда, набранного в двадцати портах трех стран. Над их головами развевался оранжистский триколор со львом Нассау. Это были отчаянные банды, и беспорядки, которые они устраивали, заходя в порт, делали их нежеланными гостями, терявшими свои корабли из-за беспечности, пьянства и страшной неорганизованности. Их набеги на побережье Нидерландов оставляли шлейф смертей и ущерб, причиненный как недругам, так и друзьям. Один или два раза Вильгельм менял их главнокомандующего в надежде навести хоть какой-то порядок, но, когда факел почти погас, бесполезно жаловаться, что он дымит и пахнет смолой. Их пиратские успехи на море постепенно снова наполнили пустую казну Вильгельма в преддверии очередного наступления, и, несмотря на причиненный ими вред, вид морских гёзов, снующих вдоль побережья, поддерживал надежду в сердцах тех немногих, которые не потеряли веру в свою страну и в принца Оранского.Героическое меньшинство есть в любое время и в любой стране, но в Нидерландах это меньшинство росло. У этих людей уже были свои песни, свои тайные знаки, свои центры для сбора оружия и денег. Уже в 1569 году в Нидерландах стали слышны медленные пульсирующие ноты Wilhelmus van Nassouwe – песни о Вильгельме Нассау, и в ее словах слышалась надежда. Приписываемые Сент-Алдегонду, они были не великим поэтическим произведением, а всего лишь ритмичным перечислением его деяний, произносимым Вильгельмом от первого лица. Смысл этих слов сводился к тому, что дело Нидерландов ассоциировалось с ним одним. Были и другие песни, зловещие и зовущие к мести:
То тут, то там в воздухе витали странные идеи. В Антверпене Питер Брейгель пишет свое «Избиение младенцев»: на фоне заснеженного зимнего пейзажа голландская крестьянка цепляется за своих мертвых детей, а в окружении закрытых дверей и окон голландского Вифлеема, тревожно сомкнувшись, стоит группа испуганных и жестоких солдат испанского Ирода во главе с седобородым человеком… наверняка Альбой.
Так прошли целых три года, но, несмотря на все старания Альбы, отчаянные храбрецы поддерживали тайные сношения с принцем Оранским, собирали деньги и проскальзывали с ними через границу и обратно домой; «морские нищие» доставляли боеприпасы в прибрежные деревни; в доки Антверпена в тюках с одеждой поступало оружие из Англии, в то время как самые фантастические слухи возбуждали и щекотали нервы изгнанников и их тайных друзей, и одни под пытками начинали говорить, а другие молчали. Три года некие Жорж Сертен и Мартин Виллеме, называвшие себя купцами, писали другим таким же якобы купцам письма, в основном касавшиеся продажи картин на классические сюжеты. Но кто узнал бы под этими плебейскими именами принца Оранского или догадался, что за греческими богами скрывались нидерландские города, что Ариадна – это Зютфен, а Прозерпина – Утрехт. Целых три года, за которые принц Оранский постарел и поседел, он скрывался под разными странными псевдонимами и постепенно копил резервы, чтобы начать новую военную кампанию.