Принц Вильгельм I Оранский. В борьбе за независимость Нидерландов от Испанской короны

Городские советы тоже продемонстрировали упрямую недальновидность. Насколько легче было бы Лейдену, если бы его власти обратили внимание на совет сделать запасы на случай осады, данный Вильгельмом в апреле прошлого года. Воспользовавшись пьянящим моментом освобождения, Вильгельм нарушил местные вольности и настоял, чтобы в зернохранилища заложили двухлетний запас зерна и убрали из совета тех его членов, в лояльности которых он сомневался. Бургомистр Адриан ван дер Верф назвал это неконституционным вмешательством. Но к тому времени Вильгельм уже достаточно хорошо знал характер и нужды своего народа, чтобы в момент очевидной необходимости изредка отступать от своих принципов. Ему нужно было решить проблему ведения войны в защиту правительства, договорившись с ним, но так, чтобы не поступиться принципами и не проиграть войну. Никогда в истории эта задача не была легкой.

Помимо постоянных сложностей, вызванных сохранением устройства правительства, которое неизбежно затрудняло его защиту, настоятельной необходимостью было получение помощи извне. Голландцам, необычайно воодушевленным освобождением Лейдена, угрожала опасность стать жертвами распространенного заблуждения малочисленных народов, а именно, что можно бесконечно долго сопротивляться гораздо более сильному противнику. Вильгельм знал, что это не так, и, как бы ни было его людям неприятно закладывать только что завоеванную независимость, защита, которую – пусть даже весьма высокомерно – предлагали им некоторые иностранные союзники, являлась жизненной необходимостью. Вильгельм видел три возможных варианта: Екатерина Медичи, Елизавета Английская и император Максимилиан. На самом деле, рассматривая Максимилиана в качестве союзника, Вильгельм заблуждался. Возможно, это было связано с воспоминаниями о давно прошедших временах, когда он знал Максимилиана и любил его. С тех пор запуганный и сбитый с толку Максимилиан давно перестал проводить какую-либо политику, не санкционированную главой семьи, королем Испании. Оставались Екатерина и Елизавета.

Когда в 1572 году Вильгельм вошел в Нидерланды, план состоял в том, чтобы воспользоваться помощью французских гугенотов. Резня в ночь Святого Варфоломея не столько нарушила этот план, сколько запутала вопрос, поскольку, кто бы ни контролировал французскую корону: католики или протестанты, гугеноты или Гизы, французская монархия оставалась главным потенциальным врагом короля Испании в Европе. Вильгельм, который рос в то время, когда в Европе главенствовала неприязнь между этими двумя великими монархиями, – неприязнь, которая теперь снова вышла на первый план после временного смягчения благодаря религиозному союзу, – едва ли мог не сознавать, что эта древняя вражда представляет собой основу всей европейской дипломатии. Тот факт, что короли Испании и Франции были католиками, только сбивал с толку, хотя король-фанатик мог ставить религию на первое место. Но нынешняя правительница Франции была не фанатичкой, а обеспокоенной пожилой женщиной, стремившейся навести какой-то порядок в отношениях между упрямыми фракциями и сделать все возможное для своих злополучных сыновей. Екатерина Медичи явно благоволила заигрываниям нидерландских бунтовщиков. То, что они были кальвинистами, волновало ее меньше всего, поскольку в их войне она видела возможность дать выход воинственным стремлениям тех, кто остался от гугенотской партии у нее дома. Она даже поощряла добровольцев, желавших помочь принцу Оранскому. Вильгельма, со своей стороны, не вдохновляла ее прежняя политика, но, что бы она ни делала в прошлом, ее помощь в будущем была бы неоценима. Этот холодный политический взгляд не разделяли Штаты Голландии. Их пришлось бы долго убеждать, прежде чем они согласились бы считать подходящей союзницей эту Иезавель, спланировавшую Варфоломеевскую ночь. Это был один из тех случаев, когда Вильгельм посчитал удобным быть именно принцем Оранским, поскольку существование во Франции маленького анклава, принадлежащего ему, давало совершенно законный повод поддерживать дружеские отношения с Екатериной, и, когда ее третий сын взошел на престол, Вильгельм сразу же отправил ему самые сердечные поздравления.