Принц Зазеркалья

Пока папа выпутывается из волшебного комбинезона, Морфей не сводит с нас взгляда. Он убирает платок. На его лице – нечто среднее между восхищением и гордостью. Трудно определить, что именно, потому что драгоценные камни переливаются бесчисленным множеством цветов.

– Моя королева, – наконец произносит он, и его обычно сильный голос слегка дрожит.

– Мой слуга, – не моргнув глазом, отвечаю я, в том же беззаботном тоне. – Ты, кажется, не удивлен, что я здесь.

– О, я знал, что ты найдешь дорогу. Это был вопрос времени. Ты появилась раньше, чем я рассчитывал.

Он делает широкий жест.

– Поэтому я и не успел прибраться.

– Так трудно найти хороших помощников по хозяйству, – поддразниваю я.

Чернильно-темные глаза Морфея вспыхивают, как ониксы, на губах играет усмешка. Не в силах больше сопротивляться, я улыбаюсь в ответ. Но тут у него за спиной появляются семь птиц-мутантов.

– Осторожно! – кричу я.

Четыре птицы нападают на Морфея. Остальные три летят к нам с папой.

– Элли, пригнись! – кричит папа и открывает сумку.

Одна птица целится ему в голову. Другие две сталкиваются в воздухе и падают наземь. Папа отражает удар, держа в одной руке железный кинжал, а в другой палицу. Ловко переступая, он взмахивает шипастым стальным шаром и разбивает противнику клюв.

Две упавшие птицы катятся к папе, врезаются в него и опрокидывают на колени. Он стонет и растягивается на земле, среди выпавших из сумки бутылок с водой и энергетических батончиков. Мамино пленение встает в моей памяти необыкновенно живыми, яркими, болезненными образами.

Безумие, которое таится совсем близко, пробуждается. Я сосредотачиваюсь на миниатюрных гейзерах рядом с нами и представляю, что это – языки водяных змей. Фонтанчики растут, делаются всё больше и начинают извиваться в воздухе, ловя тех, кто нападает на папу. Заодно они хватают и птицу с раненым клювом. Водяные языки швыряют уродов в рвы с водой и топят.

Папа, шатаясь, подходит к краю с кинжалом наготове. Из глубины поднимаются пузыри. Их все меньше и меньше.

– Алисса… – говорит он.

Я не обращаю внимания на то, что он назвал меня полным именем. И на тревогу в папином голосе – тоже.

Я позволяю кольцам безумия обвиться вокруг человеческого сочувствия, сковать его, чтобы оно не вмешивалось в мои действия. Потом я смотрю на пузыри и желаю, чтобы воздух поскорей рассеялся, чтобы легкие птиц наполнились водой. Я мечтаю об их смерти.

– Ты никогда никого не убивала, Элли. Не нужно этого делать и впредь. Иначе тебе не будет покоя…

Папина логика одерживает верх.

Мне становится нехорошо.

Он ошибается. Я уже убивала. Я прикончила столько насекомых, что ими можно было бы наполнить целый бункер, если бы я не использовала их для своих мозаик. А еще я стала причиной смерти бесчисленных карточных стражей и жабедных птиц в Стране Чудес, не говоря уж об осьминорже.

Довольно. Пока что.

Отдав мысленный приказ, я оживляю гейзеры. Они вздымаются, вынося чудовищных птиц на поверхность. Горячие брызги окатывают меня, а я направляю каскады воды к ближайшему дереву и воображаю, что голые ветки раскрываются, как цветочные бутоны. Вода заносит в них птиц, и ветви смыкаются обратно. Мои мокрые, задыхающиеся пленники яростно смотрят на меня. Гейзеры возвращаются на прежнее место.

– Вот умница, – говорит папа.

Сила, которой я учусь владеть, пугает меня, но не настолько, чтобы остановиться и хорошенько подумать. И это еще страшнее.

Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на Морфея. Грифон вернулся. Он держит в лапах оставшихся четырех уродов. С его когтей стекает кровь. Можно не спрашивать, что сталось с пятью птицами, которых он прогнал за холм.

Морфей стоит над пленными.

– Достаточно одного слова, чтобы моя зверюшка раскусила вас пополам, как она сделала с вашими сообщниками.

Утконос то ли крякает, то ли всхлипывает, а остальные дрожат в острых когтях, которые мнут их перья.

Морфей присаживается на корточки возле скопы.

– Вы, ребята, должны быть благодарны даме, – произносит он и выдергивает перо с уродливого лица. – Поскольку я пытаюсь произвести на Алиссу впечатление, то последую ее примеру и проявлю милосердие. Но передайте Манти мои слова. Скажите, что у него нет шанса выиграть гонку, раз он не рискует драться, даже когда сам затевает бой.

Он проводит кончиком пера по дрожащему клюву скопы.

– Кстати, спасибо за новое перо.

Кивнув грифону, Морфей встает. Пленников отпускают. Я поворачиваюсь к тем, что застряли на дереве, и освобождаю их тоже. С жалостными вскриками и клекотом они исчезают в лиловом небе. Они летят без зонтиков и становятся все ужаснее с каждым взмахом крыльев.

Двое начинают терять перья. Их тела искажаются прямо в воздухе, так что они больше не могут удерживаться на лету и падают с высоты. Вдалеке – там, где они плюхаются наземь – вздымаются клубы пепла.

– Они погибли? – спрашиваю я.

– Да, – беззаботно отвечает Морфей. – Непременный результат использования магии. Их спины искривляются, а тела чахнут, превращаясь в бесполезные оболочки.