У него делается такое лицо, как всегда, когда он собирается о чем-то твердо заявить. Я не желаю слушать, до чего додумался папа, потому что и так знаю.
– Тебе придется лететь, – говорит он, а вода тем временем поднимается мне до груди. – Лети, пока нам еще есть где стоять.
– Нет! Я не хочу, чтобы тебе было плохо!
Я уже навредила маме.
Передо мной возникает родное лицо. Я вспоминаю отчаяние в маминых глазах, когда мюмзики схватили ее и втащили в обваливающуюся кроличью нору вместе со Второй Сестрой и игрушками-зомби. Я не могла маму удержать, как ни пыталась.
Слезы жгут…
– Папа, я призвала существа, которые забрали маму. Я виновата, что она оказалась в опасности. Если она пропала навсе…
– Алисса Виктория Гарднер, – произносит папа и берет меня за руку. – Не говори так. Что бы ты ни сделала… у тебя просто не оставалось выбора. Мама это знает. Она сильная. И с ней всё хорошо. Мы ее найдем.
– Ты обещаешь, что останешься со мной?
– До самого конца. Ты выручишь нас обоих.
– Как?
Если бы я могла понести его!
– Я умею плавать, – отвечает папа. – Буду лежать на спине, пока ты не найдешь зонтик, брошенный птицами, или хоть какую-нибудь деревяшку, чтоб держаться.
Как в прошлом году в Стране Чудес, когда я не сумела перенести Джеба через пропасть. Я должна была вернуться к нему, но подвела его, точь-в-точь как подвела маму.
Я стискиваю зубы. Нельзя поддаваться сомнениям.
Я киваю папе.
Он бросает сумку, чтобы лечь в воде на спину. Сумка, пуская пузыри, погружается. Я смотрю вдаль и нигде не вижу земли. Понятия не имею, как далеко мы в море, и не утонули ли зонтики после того, как ландшафт изменился в последний раз.
И все-таки я должна попытаться.
Крепко обняв папу, я целую его в щеку и чувствую соленый вкус морских брызг.
– Я не подведу тебя.
– Знаю, – отвечает он и утыкается лицом мне в макушку, а потом сцепляет руки, чтобы приподнять меня из воды.
Сделав глубокий вдох, я отталкиваюсь и высоко поднимаю крылья. Вода ручьями течет с них, когда я выпрямляюсь.
– Когда будешь готова, я тебя подкину, – говорит папа и складывает губы в знаменитую «улыбку Элвиса Пресли».
Его напускная уверенность производит противоположный эффект. Я вспоминаю, как папа держал лицо, пока мама была в лечебнице. И после того, как она пропала. И он снова это делает, хотя растерян и испуган не меньше, чем я.
Пора мне стать сильной.
Готовясь к запуску, я встряхиваю крылья. Они отяжелели – не только потому, что намокли, но и потому что вокруг них, словно живые морские существа, обвились водоросли.
Морские существа.
Вода подбирается к папиному подбородку.
– Элли, поторопись.
Он выплевывает воду. Пальцы, которые держат меня за подошвы сапог, напрягаются.
– Подожди, – говорю я.
«Конь без ног, который может двигаться вверх и вниз, вперед и назад… конь без седла, который способен бережно нести самого хрупкого седока… Конь без крыльев, который парит с изяществом птицы…»
– Морской конек, – шепотом говорю я.
Они используют хвосты, чтобы поворачивать в нужную сторону, носят своих детенышей в мешочках и изящно движутся в воде, словно парят…
– Нет времени! – кричит папа и подбрасывает меня.
В то же самое мгновение его голова скрывается под водой.
– Морской конек! – кричу я, распахивая крылья и хлопая ими, чтобы зависнуть на месте. Кричу так, что болят легкие.
Папа выныривает и ложится на спину. Вода вскипает, словно из-под нее всплывает что-то огромное. Появляется бронированный горб, покрытый костяными пластинами, прозрачными как стекло. Вода стекает с него; между прозрачными чешуйками виднеется изгиб позвоночника. Потом возникает изящная шея морского конька – огромного, как лохнесское чудовище. Он весь переливается на солнце. Конек красив и больше похож на стеклянную статую, чем на живое существо. Туловище у него – как полагается, а голова – настоящая лошадиная.
Мешок на брюхе открывается, и вода тащит папу внутрь. Я ныряю, чтобы присоединиться к нему. Мы вплываем в прозрачную «сумку». Отверстие наглухо закрывается, и существо ныряет. В мешке сыро, но вполне уютно. Мы с папой сидим и держимся друг за друга, разглядывая подводные растения и испуганных рыб, которые мелькают мимо, пока мы погружаемся вслед за затонувшей горой. Перед нами, как и перед Морфеем, появляется вход. Мы, целые и невредимые внутри нашей живой субмарины, вплываем в темный тоннель, а гора закрывается, отрезав доступ свету.
9
Мысленный взгляд
Мы всплываем на поверхность и видим приглушенный лиловатый свет. Морской конек изгибает спину, сжимая мешок, и мы выкатываемся на отмель.
Я кашляю и поднимаюсь на четвереньки. За спиной тащатся крылья, мокрые и грязные, как и вся моя одежда. Морской конек фыркает, разбрасывая пену своим лошадиным ртом, и снова погружается в воду.
Усталая от постоянных физических усилий, я заставляю себя встать – по щиколотку в воде. Папа поднимается, протягивает руку, и мы бредем на бетонный причал, чтобы сесть и отдышаться.
– Ты знаешь, где мы? – спрашиваю я, выжимая одежду. – Ты тут был в детстве? Помнишь что-нибудь?
Он хмурится.