Хотя первые публикации сообщали, что Лэмфер исчез, сам он в то утро работал на ферме Джона Витбрука. Там во второй половине дня и нашли Рэя помощники шерифа – Лерой Марр и Уильям Энтисс. Примерно за милю до фермы дорогу так развезло, что Марру пришлось выйти из машины и пройти это расстояние пешком. Он еще не успел подойти к дому, как открылась входная дверь и на пороге появился Лэмфер. Должно быть, он увидел полицейского в окно.
– Одевайся, поедем в город, – приказал Марр.
Если у него и были какие-то сомнения в причастности Рэя Лэмфера к трагедии, то первые же слова тщедушного батрака их полностью развеяли.
– Женщина и дети из дома выбрались?
На вопрос, откуда он знает про пожар, Рэй ответил, что проснулся в три утра – ведь «до фермы Витбрука топать шесть миль» – и когда шел мимо дома Ганнесс, заметил, что из окон и из-под крыши выбивался дым.
– Почему же ты не закричал?
– Решил, что меня это больше не касается, – ответил Лэмфер1.
Рэя доставили в тюрьму и подвергли «допросу с пристрастием». В те времена это называлось «надавить на подозреваемого». Вопросы задавали шериф Смутцер, Марр, Энтисс и приехавший, узнав об аресте Лэмфера, прокурор округа Ральф Смит.
Хотя Лэмфер придерживался своих первоначальных показаний, он иначе объяснил, почему не поднял тревогу: боялся, что его самого обвинят в поджоге. Рэй сообщил также кое-какие подробности, о которых умолчал раньше, и умолял дознавателей никому не рассказывать, что ту ночь он провел в постели Элизабет Смит 2.
Общеизвестно, что в Америке начала двадцатого века, где были так популярны анекдоты «про негритят», музыкальные шоу чернокожих артистов и колыбельные песни нянюшек-рабынь, процветал расизм. Необходимо отметить, что во время описываемых событий в Индиане действовала самая большая в стране организация ку-клукс-клана. Она насчитывала 250 000 человек, то есть четверть от всех проживавших в штате белых мужчин3. Поэтому неудивительно, что местные газеты, упоминая Элизабет Смит, как и соседи, называли ее Черной Лиззи. По слухам, она родилась в семье рабов, перебравшихся после Гражданской войны из Виргинии в Индиану, и в юности эта «самая красивая негритянка штата» покорила сердца «многих молодых мужчин, причем не только чернокожих». Одним из любовников Лиз был «блестящий адвокат», от которого появилась на свет ее незаконнорожденная дочь. Через пятьдесят лет в Ла-Порте все еще рассказывали историю об удивительном завершении этой любовной связи: адвокат, предложив Элизабет 600 долларов на обучение девочки-мулатки, тем самым «признал свои прегрешения». А негритянка, «пытаясь привлечь к этой истории внимание горожан, прямо на площади, на глазах у толпы, принялась стегать бывшего любовника кнутом. Несчастный с трудом вырвался и нашел убежище в ближайшей аптеке»4.
К моменту ареста Лэмфера от бывшей миловидности Элизабет Смит не осталось и следа. Худая, морщинистая, «в заношенном бесформенном платье и потрепанной черной шали», Элизабет в свои семьдесят походила на чучело. Ее ветхую лачугу соседские ребятишки считали жилищем ведьмы. Многие, став взрослыми, вспоминали, что «в ужасе старались пробежать мимо него как можно быстрее»5.
Но, похоже, ни ее возраст, ни физические недостатки для Рэя Лэмфера – человека с весьма гибкими представлениями об идеале женской красоты – значения не имели. Отставленный мужеподобной Белль, он нашел приют в постели тощей старухи.
На следующий день после ареста Лэмфера женщина пришла в тюрьму и подтвердила его алиби. Отвечая на вопросы местных репортеров, она, правда, благоразумно опустила те скандальные подробности, о которых минувшим вечером сообщил на допросе сам подозреваемый. Вот ее рассказ: