В тот прохладный день заседание началось позже обычного. Как только двери открылись, толпа хлынула в зал. Зрители заняли все кресла, столпились в проходах, выстроились вдоль стен. Но, несмотря на большое скопление народа, в зале было так холодно, что зуб на зуб не попадал. Судья Рихтер отложил слушания, велел истопнику подбросить в печь угля, дабы «как следует прогреть помещение».
В 10:00 слушания наконец открылись, и Смит, стремясь получить нужные показания, стал допрашивать приятелей Лэмфера. Первым вызвали Джона Рая, который в ночь исчезновения Хельгелейна ездил с обвиняемым в Мичиган-Сити и обратно. По словам Джона, Рэй угрожал «разделаться со старухой».
Следующей давала показания Бесси Уоллес, ее называли «подружкой Лэмфера», «шлюхой» и женщиной, принадлежавшей к «отбросам общества»3. Она тоже сообщила, что Рэй говорил что-то «о деньгах, которые задолжала ему миссис Ганнесс, и собирался, если она их не вернет, устроить так, что ей не поздоровится»4.
Еще одному другу Рэя – Уильяму Слэйтеру – удалось неожиданно для себя развеселить зал. Отвечая на вопросы прокурора, он подробно описал, как с приездом Хельгелейна изменились отношения между Ганнесс и Лэмфером. Лишившись работы, он говорил Уильяму, что подслушал разговор Эндрю и Белль. Те сговаривались отравить Рэя, но вначале собирались «испытать яд на его собаке». Особенно Рэя возмущало вероломство женщины, которая «когда-то обещала выйти за него замуж».
– Что вам известно об отношениях Лэмфера и миссис Ганнесс? – спросил прокурор.
Слэйтер поерзал на стуле.
– Рэй говорил, что она по ночам приходила в его комнату.
– Следовательно, Лэмфер спал с миссис Ганнесс?
– Нет, Рэй говорил, что это она с ним спала.
Этот ответ очень развеселил зал. Судье Рихтеру, пытавшемуся восстановить порядок, пришлось стукнуть молотком по столу и пригрозить, что очистит зал от публики, если подобное вновь повторится5.
О пикантных подробностях сексуальных пристрастий Белль сообщил и предшественник Лэмфера, Питер Колсон, исполнявший, как и другие, роль ее любовника и помощника по хозяйству. Отвечая на вопросы адвоката Уордена, Питер поведал, как «подпал под ее чары, какие нежные слова шептала она» во время близости. Правда, «потеряв голову от любви», в глубине души он «испытывал страх перед этой женщиной».
– Она заставила меня вступить с ней в связь, – сказал Колсон, – и в то же время я ее боялся, потому что подозревал в убийстве мужа, Питера Ганнесса.
Белль была столь ненасытна, что в конце концов Колсон был вынужден сбежать и шесть месяцев ночевал на сеновале другой фермы в полумиле от дома Ганнесс.
Затаив дыхание, публика внимала откровениям свидетеля.
– Белль меня и отталкивала, и притягивала, – признался он. – Я любил ее против своей воли. Не хотел, но ничего не мог поделать6.
Допрос последнего работника Белль, Джо Максона, начавшись в конце дня во вторник, продолжился и на утреннем заседании в среду. Максон не описывал непристойных сцен, зато сообщил, как обитатели дома провели вечер перед пожаром, как прошел ужин, как после еды играли в «Красную Шапочку». Потом Джо ушел спать, а «в четыре утра проснулся от запаха гари» и пытался выбить дверь на хозяйскую половину, пока удушливый дым не вынудил Максона «схватить пожитки и стремглав бежать вниз».
Бросив вещи в каретном сарае, Джо нашел топор и стал рубить входную дверь, но безуспешно. При этих словах прокурор Смит показал и приобщил инструмент к вещественным доказательствам. Как написал один газетчик, «топор чересчур велик даже для орегонских лесорубов», и от одной мысли, что им, расчленяя тела своих жертв, орудовала злодейка, зал пришел в волнение7.
Слушать Максона было невыносимо скучно, если бы не один эпизод. Во время перекрестного допроса Эллсворт Вейр, помощник адвоката Уордена, решил уточнить, какие вещи Максон вынес из горящего дома и спрятал в сарае.
– Разве вы не сунули в карман несколько романов?
– Конечно, нет, сэр! – воскликнул Джо, возмущенный, что его могут заподозрить в таком бесполезном занятии, как чтение книг. – Запомните раз и навсегда: я не читаю никаких романов!
На столь глубокое и неподдельное негодование свидетеля зал ответил смешками и хихиканьем.
События, разыгравшиеся в ночь пожара, были давно и подробно описаны в газетах, однако в показаниях Максона всплыла одна неизвестная ранее подробность. В тот роковой вечер, после ужина, Белль угостила Максона апельсином. У него оказался «странный вкус», но Джо это не остановило, и он доел фрукт до конца.
– Я вспомнил об этом только после пожара, – продолжал свидетель, – и сказал тогда сестре: в тот апельсин что-то добавили. Помню, что свалился в постель и, как только голова коснулась подушки, уснул мертвым сном. Из-за этого и не услышал шума, когда начался пожар. Я уже говорил, что проснулся, когда вся комната наполнилась дымом, был не в себе и поэтому не сразу понял, что дом горит8.
Под впечатлением от истории с отравленным апельсином Гарри Дарлинг в тот же вечер разразился статьей под заголовком «Коварный цитрус»: