Принцесса Диана

Похоже, гости были счастливы остановиться в Хайгроуве и особенно позавтракать с принцем. Уезжая, они выглядели такими же счастливыми, как два подростка, получившие автограф своего кумира.

* * *

В августе принц и принцесса отдыхали вместе на Средиземном море на яхте «Александр», принадлежавшей греческому миллионеру Джону Ластису. Пресса окрестила это время, проведенное с друзьями Чарльза, лордом и леди Ромси, «вторым медовым месяцем», но мы в Хайгроуве знали, что это далеко не так. Диана хотела отдыхать с детьми, и Чарльз нашел компромисс в виде яхты, понимая, что в этом случае может пригласить с собой друзей. Диана неохотно согласилась, страшась необходимости поддерживать компанию на борту. Позже я слышала, что большую часть времени она проводила с детьми, изредка присоединяясь к остальным взрослым за обедом.

Когда итальянский фотограф, опередив других представителей прессы, появился на яхте, именно Диана принялась позировать, вызывая раздражение остальных. На обложках журналов появились ее изумительные фотографии в бикини, когда она мастерски ныряла в море.

Диана привозила Гарри домой на большинство уик–эндов. Иногда приезжали Джеймс Хьюит и Дэвид Уотерхаус. Гарри все еще учился в Уотерби, проводя выходные с матерью и изредка приглашая к себе школьных товарищей. Приятели Дианы, более молодые и менее чопорные, чем знакомые Чарльза, иногда оставляли следы своего пребывания в Хайгроуве. Однажды Чарльз рассвирепел, обнаружив, что в его любимом фонтане на задней террасе купалась собака и расплескала воду. Он спросил, почему садовники не вытерли все еще неделю назад.

Мне пришлось объяснить, что фонтан был приведен в порядок, но после этого туда залезла собака одного из гостей.

— Каких гостей? — выпалил принц. — Кажется, мы никого не ждали.

Я начала дипломатично говорить, что точно не знаю, но принц перебил меня, заявив:

— Не беспокойтесь, Венди. Я спрошу у принцессы.

Очевидно, этот инцидент обсуждался, и очень бурно, перед приездом Уильяма в конце сентября. Чарльз и Диана, как обычно, прибыли на разных машинах и общались только в присутствии детей. Уильям и Гарри теперь уже прекрасно знали об отношениях родителей, и лицо Уильяма выдавало его тревогу и беспокойство. Трагедия усугублялась тем, что и Диана, и Чарльз очень любили мальчиков, но с трудом выносили общество друг друга. Стало очевидно, что ради душевного спокойствия сыновей необходимо что–то радикально менять.

К несчастью, после периода относительной сдержанности и собранности Диана опять часто ударялась в слезы. Главный удар принял на себя Уильям, часто застававший мать рыдающей у себя в комнате. Как всякий ребенок, он страстно хотел, чтобы его родители любили друг друга, и не мог принять ничью сторону в конфликте. Как–то днем он наткнулся на плачущую Диану в комнатах для прислуги и спросил, что случилось. Принцесса попыталась взять себя в руки, но не смогла и, всхлипывая, сказала, что объяснит ему все, когда он подрастет. Внезапно появился Чарльз и позвал Уильяма с собой в сад. Уильям, сам готовый расплакаться, повернулся к нему и закричал:

— Как я ненавижу тебя, папа! Ненавижу! Зачем ты заставляешь маму все время плакать?

Он бегом спустился по ступенькам и скрылся в саду. Чарльз бросился за ним.

— Посмотри, что ты наделал, Чарльз! — крикнула ему вслед Диана. — Зачем же расстраивать детей?

В таких ситуациях незаменимым был Кен Уорф. Он лучше других понимал, как травмировали самых маленьких семейные ссоры, и часто волшебным образом появлялся в нужный момент, готовый увести их. Кен был слишком осторожен и умен, чтобы принимать чью–либо сторону в этой домашней войне, но служил надежной опорой для детей.

— Иди сюда, Уильям! — звал он. — Пойдем прогуляемся. Мне нужно кое–что сказать тебе.

Кен брал мальчика за руку и уводил, отвлекая его внимание от домашних проблем.

Чарльз и Диана встречались в общих комнатах Хайгроува не чаще, чем если бы жили раздельно. Принц весь день проводил в саду, а вечером отправлялся с визитами. Диана слонялась по дому, слушала музыку и смотрела телевизор. Такая жизнь казалась ей скучной и замкнутой, и она набрасывалась на прислугу при первой же возможности.

Когда это происходило, лучше было не оправдываться, поскольку она потом либо все время пыталась спровоцировать вас на открытую ссору, либо просто переставала разговаривать. Иногда няни и горничные неделями не слышали от нее ни единого слова. Однажды я поинтересовалась, как они общаются во время этих периодов молчания.

— Это ужасно трудно, — ответила Джесси. — И, кроме того, чувствуешь себя незаслуженно обиженной. Можно сколько угодно раз пытаться заговорить с ней, но в лучшем случае удостаиваешься лишь односложных ответов. Обычно же она просто игнорирует тебя.