Более спокойный, или, может быть, просто опустошенный, Николас кивает.
— Я пойду к своей жене.
И сегодня определенно не тот день.
Следующий день я провожу в офисе Уинстона, анализируя приготовления к официальной свадьбе принца Генри и леди Сары, до которой осталось всего пять недель. Мы рассматриваем все со всех сторон, ищем слабые места и находим способы их устранения перед лицом нынешней угрозы.
Я не вижу Элли ни разу за весь долгий день, и это отсутствие гложет меня, делает меня нуждающимся, голодным. Я хочу, чтобы она была со мной рядом, в поле моего зрения все время. И из-за того, что я уже много часов не видел ее, я взвинчен, как горячая спираль.
Затем, как только моя смена заканчивается, я получаю сообщение. Она пишет мне, чтобы я пришел встретиться с ней.
Сейчас тронный зал не используется для издания указов. Это публичная выставка, часть экскурсии, но в этот час, в половине одиннадцатого, она закрыта и пуста. Я вхожу в тусклую, гулкую комнату, освещенную только светом электрических свечей, горящих на стенах. Элли стоит на возвышении рядом с украшенным драгоценными камнями троном, проводя рукой по гладкому золотому подлокотнику.
Когда она замечает меня, она бежит. И это радостное зрелище. Я ловлю ее, когда она прыгает и обвивает меня руками и ногами, как прекрасная виноградная лоза.
Она вздыхает у моего рта.
— Я скучала по тебе.
Она тоже это чувствует. Жажду, напряжение, неприятный зуд, который утоляется только тогда, когда мы вместе.
— Ты скучал по мне? — спрашивает она.
Я стону у ее губ.
— Я сгораю от желания, милая девочка. Ты мне снишься, даже когда я не сплю.
Ее улыбка становится теплой, а румянец покрывает щеки, когда она опускает руки к моей рубашке, расстегивает пуговицы и целует мою кожу.
— Что же тебе снится? Расскажи мне.
Я несу ее к ковру из медвежьей шкуры перед незажженным камином.
— Час назад я представлял тебя у себя на кухне, одетую только в крошечные трусики и обтягивающую рубашку, которая демонстрирует твои дерзкие, фантастические сиськи.
Она хихикает у моего горла, наклоняясь, чтобы провести языком по татуировке боевого сокола на моем плече и руке.
— И ты танцевала, — говорю я ей, покусывая мочку ее уха. — Трясла своей сладкой, упругой задницей, как тогда, когда пекла пироги в кофейне.
Элли откидывает голову назад, ловя мой взгляд.
— Не думала, что ты заметил.
Я беру ее нижнюю губу зубами, провожу по ней кончиком языка.
— Это было все, что я заметил.
Я убираю ее ноги со своих бедер. Но, когда они касаются ковра, она не опускается на пол, как я думал. Вместо этого, с озорным блеском в глазах, Элли пятится к золотому трону, таща меня за руку.
— Мне тоже снился сон. Вот почему я сказала тебе встретиться со мной здесь.
Она садится в королевское кресло, ставит одну ногу на сиденье, приподнимает подол своего красивого розового платья и показывает мне голую, блестящую киску.
Злая, умная девочка.
Элли просовывает один палец в свою щель. Мой член дергается, а пульс учащается.
— Я представляла, как ты пробуешь меня, вот так, прямо здесь.
Я облизываю губы.
— Так?
— Ага. — Она дерзко улыбается, подражая моим интонациям. — А потом ты садишься, а я седлаю тебя, трахаю прямо посреди зала.
Это сакральное пространство, а трон — священная реликвия, подобная алтарю в церкви или одной из тех жутких статуй, чьи глаза следят за вами повсюду, ожидая, когда вы нарушите закон. Но в данный момент мне все равно.
— Я отправлюсь за это в ад, — бормочу я.
Элли усмехается.
— Тогда ты должен извлечь из этого максимум, прежде, чем сгоришь.
Хороший совет.
Как грешник, каким я и являюсь, я опускаюсь на колени. Раздвигаю ее ноги руками, нетерпение делает меня грубым, я закидываю ее ногу себе на плечо. И целую ее, приоткрыв рот, между ног. Она кажется такой чертовски мягкой, такой горячей и скользкой. И она сладкая — как густой, растопленный сахар.
— Святые… — начинает Элли, но не заканчивает: слова утопают в стоне.
Я сосу ее, обнимаю ее, ем ее, как пухлый летний персик. Я мог бы делать это часами; существовать только в ней. Элли сползает с трона, приподнимая бедра, предлагая себя моему рту. Я просовываю язык в ее жаркое нутро, и она задыхается, сжимаясь вокруг меня. Я сдавливаю ее бедра, скольжу по ней взад и вперед, трахаю ее ртом, царапаю нежную кожу ног щетиной на подбородке.
Затем я подношу губы к ее клитору — набухшему и полному. Жесткий, дрожащий, маленький бутончик. Я открываю ее пальцами и целую ее там, люблю ее там, провожу языком по ней идеальными, узкими маленькими кругами, пока ее ноги не начинают дрожать, а бедра дергаться.
Элли кончает с криком — диким и бесстыдным, — ее рука тянет меня за волосы, а бедра вращаются у моего рта. Я нежно облизываю ее, когда через нее проходят последние спазмы удовольствия. Я вытираю рот рукавом и оставляю один мягкий, нежный поцелуй на ее гладком лобке.