– А откуда ты все это знаешь, Володя? – наконец догадалась спросить она. – С какой стати он тебе обо всем рассказывает? Разве ты его друг? Что-то я этого не замечала…
– Я куда теснее с ним связан, чем друг, – ответил Измайлов.
– Как это?
– Так это! Я его с детства знаю. Наши матери – родные сестры, а мы с ним, стало быть, двоюродные братья.
– Да ну? – воскликнула Алена, которой казалось, что уже больше ничему она удивиться не сможет.
– Да, братья… Кстати, мы с ним внешне похожи, губы только разные – от отцов. Но если его одеть нормально да очки снять, а меня подстричь – сходство бросалось бы в глаза… Ну… я еще, правда, несколько повыше его… У меня батя – гигант… А в санаторий меня мама отправила. Можно сказать, запихала насильно. Вбила себе в голову, что перед экзаменами за девятый класс мне неплохо бы отдохнуть, вот и упросила Евгения Львовича… ну… Степкиного отчима, чтобы меня здесь, как она выразилась, пролечили. Лечат вот… Правда, не знаю, от чего…
Они немного помолчали, а потом Алена сказала:
– Знаешь, а он мне красивые стихи посылал…
– Знаю, – ответил Володя.
– Вот как? – вздрогнула она. – Он тебе и об этом рассказывал?
– Алена! Он уже давно этим занимается! Всем девчонкам посылает одни и те же стишки Асадова. Даже не утруждается разнообразить.
– Почему ты называешь их стишками? – обиделась за Асадова Алена.
– Да потому что это стишки и есть! Рифмование, а не поэзия!
– Да? – недоверчиво спросила она.
– Знаешь, моя мама, в отличие от Степкиной, преподает литературу. Она меня с детства стихами пичкала. Я сначала сопротивлялся, как всякий нормальный парень, а потом… как-то втянулся… понравилось мне читать стихи. В общем, я люблю настоящую поэзию, а Асадов – это так… Ты уж прости, но его творения – исключительно для чувствительных девочек. Я ведь знаю, какие стихи Степка всем шлет. – Володя откашлялся и с большой патетикой в голосе прочитал:
Ну что? Это стихотворение он тебе посылал?
– Это, – согласилась Алена. – Только я не понимаю, что в нем плохого.
– Да все неважно. Рифмы примитивные: «верно-наверно», «сада-надо». А уж «ждать» и «спать» – вообще никуда не годится…
– Возможно… Я в рифмах не очень разбираюсь. Но, может быть, не в них дело, а в смысле, который Асадов вложил в стихотворение?
– Смысл? Смысл там в том, что герой стихотворения готов пойти на все для возлюбленной только в том случае, если она ему ответит взаимностью. А просто так он не согласен. Помнишь, как там написано:
Вот! Он предупреждает, что может отдать все, но только взамен, чтоб не напрасно! Что это за любовь такая?
Алена посмотрела на Володю с уважением, а потом чуть не расплакалась от жалости к себе. Ну почему, почему она сама не додумалась до всего того, что ей сказал про асадовские стихи Измайлов? Это же так очевидно! Она повелась на них, как на глаза Кардецкого без очков. А Володя между тем продолжал:
– Степка обычно еще одно стихотворение посылает, такое же слабое, но с эффектной концовкой… Там как-то так: «Знай, что меня уже нет на свете!»
– Нет, там немного по-другому, – возразила Алена. – «Знай, что просто меня уже нет…»
– Ну вот… почти так…
– Володя, а те стихи, которые он сам пишет, тоже плохие с твоей точки зрения?
– Сам пишет?! – Измайлов расхохотался. – И тебе уже успел послать? Это его последнее достижение! Он мне читал. Нашел в Интернете стихи Леонида Мартынова и заменил несколько предложений вначале. Я не помню точно, но у Мартынова там что-то было про старость. Степка «старость» выбросил и добавил «любви». Значит, ты тоже поверила, что он это сам накропал?
– Получается, что Кардецкий просто какой-то монстр… – сказала Алена и содрогнулась.
– Да не монстр он, развлекается просто от скуки… А вы, дурочки, как рифмовки про любовь услышите, прямо сами не свои делаетесь.
– Развлекается? От скуки?
– Ну… я так думаю…