Сад при доме был чарующим. Но поскольку он располагался на склоне горы, в нём встречались уголки, где скалы громоздились друг на друга и окружавшая растительность имела совершенно дикий вид. Эти скалы обросли густыми зарослями вереска и прочих неприхотливых горных растений и цветов, по соседству с которыми пробивались прекрасные розы, лилии и другие радующие глаз садовые цветы. Такая помесь дикой горной природы с культурным садом гляделась довольно причудливо; и никакой самой многочисленной команде садовников не удавалось добиться, чтобы этот сад принял правильный и строгий вид.
В одном из таких уголков стояла садовая скамья, затенённая от послеполуденного солнца нависающим скалистым выступом. На вершину скалы уводила извилистая тропка, и там была другая скамья, но король и принцесса уселись на скамью у подножия, чтобы спрятаться от припекающего солнца. Здесь они долго беседовали о том и о сём, и наконец король сказал:
— Однажды вечером, Айрин, вы слишком поздно вернулись домой.
— Да, папа. Но это моя вина, а Лути была этим очень огорчена.
— Мне придётся поговорить с Лути об этом случае, — продолжал король.
— Папа, пожалуйста, не ругай её, — стала просить Айрин. — С тех пор она сильно-пресильно боится задерживаться на прогулке допоздна. Это случилось не потому, что она непослушная, просто мы немножечко сбились с пути один раз.
— Одного раза могло оказаться достаточно, — пробормотал король, поглаживая дочь по волосам.
Не могу вам сказать, откуда он всё узнал. Я уверен, что Керди ничего ему не говорил. Но их ведь мог заметить кто-нибудь из домашних.
Король долго сидел задумавшись. Кругом не раздавалось ни звука, только журчал небольшой ручеёк, весело вытекающий из расщелины, у которой они сидели, и беспечно убегающий вниз по склону через весь сад. Но вот король встал и, оставив Айрин сидеть на скамье, отправился в дом найти Лути. С ней он имел беседу, после которой та долго плакала.
Отправляясь вечером в обратный путь на своей огромной белой лошади, король оставил в доме шестерых воинов из своей свиты, приказав им каждую ночь по трое обходить дом дозором, карауля от заката и до рассвета. Было ясно, что он сильно беспокоился, как бы с принцессой чего не случилось.
Прошло несколько месяцев — тут и рассказывать не о чем. Подступила осень и помаленьку навела свои порядки. В саду больше не цвели цветы. Жёсткий ветер завывал среди утёсов. Дождь вымочил те немногие жёлтые и красные листья, что никак не желали отрываться от оголённых ветвей. Всё чаще и чаще прекрасное утро сменялось проливным полуднем, а временами дождь лил неделю кряду — ничего кроме дождя во весь день, но зато ему на смену приходила чудесная безоблачная ночь, когда всё небо было усеяно ярко горящими звёздами, ни одна не пряталась. Но звёзд принцесса не видела, так как рано ложилась. Подбиралась зима, и всё вокруг делалось унылым. Когда бывало слишком ветрено для гулянья на дворе, а принцесса уставала от своих игрушек, Лути брала её в обход по дому, иногда до комнаты экономки, доброй и заботливой пожилой женщины, которая сразу же принималась развлекать принцессу, а иногда до людской или кухни, где принцесса становилась не просто принцессой, но абсолютной королевой, так что даже возникала опасность, что её совсем тут избалуют. А иногда она сама забегала в зал, где устраивались вооружённые стражники, которых оставил здесь король, и тогда они показывали ей своё оружие и снаряжение и наперебой стремились её позабавить. Но всё равно временами на неё нападало уныние, и она жалела, что её огромная большая прабабушка существовала только во сне.
Однажды утром няня на некоторое время оставила принцессу в компании пожилой экономки. Чтобы развлечь девочку, экономка разложила на столе содержимое старого шкафчика. Все эти сокровища, странные старинные украшения и множество штуковин, назначения которых она не могла себе представить, показались маленькой принцессе гораздо интереснее собственных игрушек, поэтому она засела играть с ними часа на два. В конце концов, вертя в руках чудную старомодную брошь, она загнала себе булавку в большой палец и вскрикнула от острой боли. Может быть, боль вовсе не была такой острой, только палец стал опухать. Экономка всполошилась. Побежали за няней, послали за доктором; приложили к руке припарку и отправили принцессу в постель задолго до обычного часа. Палец вновь разболелся, и хотя принцесса быстро заснула и видела хорошие сны, в каждом её сне присутствовала эта боль. Наконец боль окончательно разбудила принцессу.