Принцесса и Ястреб

Он смотрел на восемнадцатилетнего Габирэля как на небожителя, ходил за ним хвостом и во всем хотел быть похожим на него. Опытный, испорченный, пресыщенный Ворон развращал принца с невыносимо сильным наслаждением от ощущения того, как под его руками что-то чистое становится грязным, мягкое – твердым, а нежное – жестким.

Он научил его всему. Соблазнять девок, вливая им в уши все то дерьмо, от которого у них так просто раздвигаются ноги. Пить не пьянея дни напролет, трахать податливые упругие задницы юношей, готовых на все ради золотой монеты, похищать невинности воспитанных овечек, оставляя их плачущими и растерзанными, убивать несогласных, некрасивых и дерзких, погрузив по локоть руки в горячую кровь изменников. Он научил его брать от жизни все. Он научил его не любить.

Ворон прикрыл глаза, вспоминая те недолгие ночи, когда Кай принадлежал ему по-настоящему. Сжал кулаки, пытаясь удержать фантомные призраки прошлого, крылья его тонкого носа затрепетали от остроты запаха Кая, навеки впечатанные в его кожу. 30 Смешно, но он никогда не любил мальчишку – просто позволял себе наслаждаться его поклонением, восхищением, страстью. Позволял любить себя. Это было так мило и свежо, видеть в глазах юного принца безграничное обожание. Ворон первый прекратил их отношения. Тщательно следивший за тем, чтобы не принадлежать никому, он цепко отловил проблески первой привязанности к Каю – и сразу же задушил. Парень перенес удар стойко: не ныл, не плакал, не задавал вопросов, никогда ни взглядом не показал, что ему больно и что он страдает. Остался верным другом, таскался с ним по борделям, кабакам, постелям знатных вдов и девственниц.

Вырос.

Долгое время Ворон был ведущим в их дуэте. Они всегда ехали, летели, шли туда, куда хотел Габирэль и развлекались настолько грязно, насколько желала его черная душа.

Пока не вмешался король.

Ворона до сих пор перекашивало от бессильной злости при воспоминании о дне, когда дверь в его комнату отворилась без стука и вошел Колин.

Ни одной эмоции не отразилось в сухом и узком лице королевского поверенного, когда он деловито разложил перед Вороном карты: карточные долги, требования выдать его голову и член – особенно член – разгневанным высокородным рогоносцам, несколько внебрачных детей, разрушенных браков и важных помолвок ввиду того, что невеста вдруг за ночь оказывалась нечиста, убийства, совершенные в приступе хмельной веселой жестокости – и до поры о времени замятые.

– Что вам нужно? – Габирэль помнил, что, задавая этот вопрос, еще веселился. Чтобы от него не потребовали – ему все равно.

– Принц. – нам нужен принц. – Впервые за время разговора Колин посмотрел в глаза Ворону и впервые Ворон дрогнул. – Скоро король предложит своему сыну стать регентом – и ты, когда Кай придет к тебе за советом – а он придет – ты, Габирэль, скажешь его высочеству, что это чертовски хорошая идея, клянусь ляжками Пендрагона.

От точности, с которой адвокат сымитировал интонации самого Ворона, последнего передернуло.

– А если я скажу, что это подстава чернее задницы Мордреда?

Колин хмыкнул. Собрал бумаги, тщательно, уголок к уголку, выровнял края, спрятал в потрепанный черный портфель, надел старомодную шляпу с полями, надвинув низко на глаза и только тогда, наклонившись к уху Ворона, негромко произнес.

– Король верит в твое благоразумие и хочет сохранить любимую игрушку своего сына – Астор до сих пор чувствует свою вину за то, что юный принц так ужасно лишился матери. Он считает, что ты – просто безобразный прыщ на подростковом лбу его высочества и со временем рассосешься сам. Но я, я знаю, что такие гнойники лучше выдавливать сразу – до крови, до корня, а потом прижечь спиртом. Я надеюсь, что ты откажешься, Габирэль. Нет, я мечтаю об этом. Дай мне повод, Ворон – и я уничтожу тебя.

Когда в скором времени взбудораженный Кай ввалился к Габирэлю и полунасмешливо-полувосторженно рассказал, какую херню удумал его выживший на старости лет из ума батюшка, Ворон только пожал плечами и сказал:

– Клянусь ляжками Пендрагона, это чертовски хорошая идея, принц. Повеселимся.

Глава 15.

Последнее, что я ожидала услышать от Хавьера после особенно жаркого секса, это:

– А почему ты никогда не пишешь про Лукаса?

Я всегда гордилась тем, что нам с Хавьером удалось выстроить доверительные, взрослые, откровенные отношения, не предполагающие лжи и недомолвок. На деле я просто рассказывала ему о себе то, что сама считала нужным, а он никогда не переступал невидимой границы. До сегодняшнего момента. Мои оборонительные сооружения мгновенно выстроили линию защиты, и я, укрывшись за высокой непробиваемой стеной, спросила голосом, мерзлее ледников в Антарктиде:

– С чего ты взял. Я пишу.

– Неа. – если одним из моих талантов была способность метать глазами молнии, то супергеройским качеством Хавьера было умение напрочь их игнорировать. Развалившись на спине и подложив руки под голову, он, казалось, не замечал, как подействовал на меня его вопрос.