— Может и не все, да только Дракула в нашем городе чуть ли не первый богач. Девки ходят за теми, у кого деньги, а он на этих шлюх кучу денег спустил! И на цыганок, и на тех, которые при купальнях ошиваются, и на тех, которые в кабаках...
— Цыганок!? — это было произнесено с явным изумлением.
— А что?
— Да с этими вшивыми бродяжками имеет дело только всякая голыдьба, потому что на настоящих шлюх денег нет. Зачем они Дракуле-то?
— Ну, ладно. В это я, положим, сама не очень верю. Слышала, а от кого — не помню. Может, и соврали. А вот которые в купальнях...
— Ну, раз он туда ходил, то и с девками при купальнях познакомился, — это было сказано уверенным тоном.
— Как же иначе! — раздалось в ответ. — Да почитай все, кто в купальни ходят, ходят туда не лечиться, а за... тем самым. А то что-то много хворых развелось.
Все три собеседницы захихикали, по-прежнему не замечая, что их слушают.
«Если бы они знали, что я посоветовала мужу ходить в купальни, то обязательно сказали бы, что я сама же его к девкам и отправляла», — думала Илона, а затем ей стало весьма неприятно. Ведь догадка сплетниц на счёт проституток при купальнях могла быть не такой уж чушью, как утверждение на счёт цыганок.
— И в кабаках его видели, — меж тем уверенно заявила «осведомлённая» сплетница, голос которой нельзя было спутать с другими. — Я ж говорю, что он на шлюх мно-о-ого денег спустил. И на войне не меньше спустит, если не больше.
— Само собой. Куда ж ему ещё деньги девать-то!
— И жена такое терпит?
— А что ж ей делать! Вязать его по рукам и ногам? Он у неё и не спрашивать не станет. Захотелось — пошёл.
— А признайся: ты нарочно выведывала? Небось, слуги Дракулы тебе наболтали, а? Как ты их разговорила?
— Да что тут выведывать! У него жена беременная. Значит, в спальню к ней хода нет. А если к жене нельзя, так куда ж ещё идти? Только к этим...
— Да к тому же у него рожа страшная. За просто так его никто не приветит.
— Почему «страшная»?
— Ты ж сама раньше говорила.
— Не, на лицо он ничего. Я его видела один раз. Бабам может понравиться, да только с головой-то у него... того...
— Да уж. Лишь бы кровь лить. Ему ж, наверно, всё равно, христианская она или нехристя. И как он до сих пор жену ещё не убил?
— А ты говоришь «вязать его»...
— Нет, это ты говоришь, а я ж не знаю, вот и спрашиваю.
«Это опять те самые, которые когда-то рассуждали про подземный ход? — подумала Илона. — Или другие? Бог мой, да сколько же их всего!?»
Она поняла, что больше не может это слушать, и поспешила уйти. На мгновение даже появилась мысль, не вернуться ли домой прямо сейчас, но тогда Илоне стало бы совсем стыдно перед приходским священником — ни на мессы она не ходит, ни даже на исповедь.
Опять нахлынули воспоминания о прежней жизни, жизни с Вацлавом. Теперь всё чаще получалось так, что воспоминания оказывались неприятными, вот и в этот раз Илона вспомнила, что Вашек тоже ходил в походы, а в его отсутствие ей пришлось услышать о некоторых особенностях походной жизни — о том, что за войсками следует толпа проституток. Илона предпочла бы этого не знать: не знать, что эта толпа — почти такая же неотъемлемая часть войска как обоз, и что там есть «предложение» на любой вкус и кошелёк — как для простых солдат, так и для их командиров. В земли нехристей проститутки ходили не всегда — боялись попасть в плен, но в христианских землях неотступно следовали за войсками. Толпа проституток сопровождала венгерскую армию оба раза, когда Вашек отправлялся в поход.
В первый раз это случилось, когда Илона и Вацлав успели прожить в браке почти девять лет. В тот год Его Величество вместе со всей венгерской знатью отправился воевать в Молдавию и потерпел там поражение. Именно после этого поражения Матьяш с досадой признал, что лучше сделать молдавского князя своим союзником, а не врагом, но и у Илоны, которая не стремилась разбираться в венгерско-молдавских дрязгах, итоги похода вызывали досаду. Не будь того похода, она бы не услышала о продажных женщинах и о том, что Вашек, возможно, пользоваться их услугами, чтобы не отставать от товарищей.
О том, пользовался или нет, Илона никогда Вацлава не спрашивала, но когда он вернулся домой, и супруги зажили, как прежде, у Илоны появилось странное чувство, что её муж стал как будто бы более умелым в обращении с ней, когда приходил в её спальню. Что именно в его действиях изменилось, Илона не могла бы сказать и поэтому убедила себя, что ей просто кажется, и что её муж в отличие от других мужчин — просто святой.
«Ни одна из женщин, продающих себя за деньги, ему бы не понравилась», — твердила она себе, а через год состоялся ещё один поход. Матьяш отправился воевать в Богемию, и пусть в редких письмах, отправленных домой, Вацлав уверял, что почти никаких сражений не происходит, Илона чувствовала себя подавленной и просила Господа только об одном — чтобы муж поскорее вернулся к ней.