Принцесса Иляна

Между тем его руки легли ей на плечи, а через несколько мгновений двинулись вниз, и она почувствовала, как ткань рубашки, только что висевшая свободно, теперь соприкасается с кожей то в одном месте, то в другом. Вполне ожидаемо.

Новобрачная уже не опасалась, как бы от неё не потребовали того, чего добродетельная христианка делать не должна. Она даже перестала бояться, что предаст память о Вацлаве, и теперь боялась только одного — как бы не расхохотаться, ведь то, что сейчас делал Ладислав Дракула, напомнило ей нечто иное. «Он женился или купил себе лошадь?» — подумала Илона.

Ей доводилось видеть в Эрдели на деревенской ярмарке, как странно порой ведут себя люди, только что совершившие удачную сделку. Помнится, один дворянин, купив лошадь, на радостях с этой же лошадью и обнимался, поцеловал в морду, любовно оглаживал лоснящуюся шею...

Действия мужа сейчас странным образом напомнили Илоне именно это. Торг окончен, и теперь покупатель, уже не скрывая восхищения своей покупкой, оглаживает ей бока, зарывается пальцами в гриву, шепчет в ухо нежные слова, но лошадь не понимает смысла и лишь встряхивает головой, потому что от дыхания человека ей щекотно.

«Смех! Просто смех!» — думала новобрачная, невольно улыбаясь, однако стало уже не смешно, когда муж принял улыбку за ободряющий знак и, смяв в руке подол рубашки своей супруги, потянул вверх.

— Нет! — в испуге воскликнула Илона, а через мгновение, опомнившись, добавила: — Здесь слишком светло.

— Ну, хорошо, — согласился супруг. — Пойдём туда, где темнее.

Он потянул её за руку к кровати, но увидел, что Илона робеет даже теперь, когда круг света остался позади.

— Если ты стыдишься, то можешь сначала лечь и накрыться одеялом, а затем снять рубашку, — предложил муж.

Илона так и поступила, причём старательно отворачивалась, чтобы не смотреть, как Ладислав Дракула, стоя рядом с кроватью, избавляется от своей одежды. Пусть в полутьме был виден только силуэт, казавшийся совсем чёрным из-за яркого света свечи, продолжавшей гореть вдалеке, для Илоны даже это показалось слишком. Она всё думала о своём прежнем муже: «Вашек, я тебя не предаю. Я согласилась на новый брак только ради своих родственников. А то, что случится сейчас, нужно сделать, чтобы брак считался действительным».

Ей вспомнилась её первая брачная ночь. Ночь семнадцатилетней давности. Такая же июльская ночь, как нынешняя. Илоне было тринадцать, а Вацлаву — всего лишь на три года больше.

Никто из них не чувствовал стеснения, лишь большую ответственность — они оба были обязаны сделать так, чтобы у них всё получилось. Вот почему, когда Вацлав пришёл в комнату, Илона, одетая в одну лишь спальную рубашку, не заставила себя упрашивать, а сама выскочила из-под одеяла и, подойдя к шестнадцатилетнему мужу, начала сосредоточенно расстёгивать пуговицы на его кафтане.

Расстегнув несколько, она подняла глаза:

— Я правильно делаю?

— Да, — ободряюще произнёс Вацлав, — я ведь как раз собирался просить тебя об этом.

Илона продолжила своё дело, а шестнадцатилетний супруг простодушно признался:

— Мой отец сказал мне, что будет хорошо, если я попрошу тебя сделать так.

Илона тоже решила признаться:

— Моя мать тоже говорила со мной об этом и сказала, что будет хорошо, если я тебе предложу.

— Значит, мы всё сделали верно, — улыбнулся Вацлав.

— Да, — улыбнулась Илона, стаскивая с него кафтан, и вежливо осведомилась: — Помочь тебе снять обувь? Моя мать не говорила мне об этом, но я могу. Мне совсем не трудно.

Юные новобрачные сделались такими довольными! Будто два ученика, хорошо выучившие урок. А затем настало время делать то, в чём Илона уже не могла помочь своему мужу. Могла только не мешать.

— Не беспокойся. Я знаю, как нужно, — произнёс Вацлав, старясь казаться небрежным, но по всему было видно, что он слегка озадачен.

Конечно, Вацлав уже пробовал это делать до свадьбы. Наверняка, ещё в Липто родители нашли среди своей челяди честную служанку, вдову, которой посулили хорошее вознаграждение, если она «поможет»: «У нашего сына скоро свадьба, а он ещё не знает, как и что делать. Ты должна объяснить ему доходчиво, научить его, а мы в долгу не останемся».

Увы, вдова — совсем не то же самое, что тринадцатилетняя девственница. Вацлаву оказалось даже труднее, чем он думал, но мать Илоны, зная, что так будет, дала дочери наставление и на этот случай:

— Ты должна проявить покорность и много терпения. Очень много. Если тебе не понравится то, что произойдёт, не говори своему мужу. А если спросит, улыбнись и ответь, что ты счастлива. Тогда твой брак будет счастливым.

Тот давний совет подходил и для нынешней брачной ночи, поэтому Илона проявляла покорность и терпение, но поступать так пришлось совсем по другим причинам.