А ещё, из этих слов выходило, что орден воинов человечества, тот самый, что изничтожает нелюдей в наших землях, знает как минимум о двух родах нелюдей многие годы и не трогает их. Двуликие и фениксы! И только чревоходец для них неуловим.
— Почему орден пленил кровопивца, но не тронул двуликую и феникса?
Настоятель, задумался, на некоторое время:
— Ты ведь стал старше? Ты уже понимаешь, что не всё чёрное тьма, и не всё белое свет? И то, что основатели нашего мира были нелюдями. Орден оградил кровопивца мысля лишь о сохранении его рода и всего мира. Когда в нашем мире нет взрослого кровопивца, барьер дрожит. Да и погибнет один, найти возрождённого будет не просто. Это двуликую трудно проглядеть. Даже слепец заметит огромного дракона. Легко опознать феникса, его не берёт огонь. А прибавь сюда легенды и поверья пограничников и ты всегда без труда отыщешь этого нелюдя — он всегда наследник одного из герцогов приграничья, самый балованный юнец, в постель которого норовят запрыгнуть все леди тех земель. Твой род опознать, конечно, тоже можно. Ты сильно похож на своего отца, а он на своего и так далее. Но это видно во взрослом муже, а не в ребёнке. И то, что кровь всегда заживляет твои раны. Не станешь же ранить всякого, а потом поить свежей кровью. Да и место возрождение. Феникс возрождается среди потомков на пепелище. Двуликая в одной их девиц своего рода. А кровопивец в семьях тех, чью кровь он пил. То есть где угодно.
- А чревоходец?
Урдас пожал плечами:
— А чровоходец возрождается в семьях родни тех, чьи тела сносил. А после в жизни носит чужое лицо и никаких особых признаков не имеет. Через одно прикосновение уходит в новое тело. И ловить его, что воду в решете. Если б не это, многих бед в мире удалось бы избежать. Да и твоему предку удалось бы помириться и соединить цепь, если бы он мог просто опознать чревоходца. Уверен, тот был рядом.
Да, орден знает всё о семьях основателей. Хотя… конечно не весь орден. Махаор видел Мудреца, но не признал в нём зверя двуликой. А Урдас и в моей юности был уже настоятелем. Прошло более десяти лет. Я оглядел внимательно одеяние монаха, но не нашёл каких-либо примет его нынешнего сана.
Урдас поднялся. Я закончил трапезу и он собирался уходить:
— Брат Урдас, если природа моего зверя тебе ясна, может тогда стоит заживить мои раны? Крайне болезненно, скажу тебе.
Он развёл руками:
— Прости.
И вновь повернулся к выходу:
— Но почему? Ты мыслишь, что заживишь раны и я поломаю эти каменные стены? Изничтожу голыми руками молодцов, что ты оставил за дверями?
Он остановился:
— Нет. Не думаю. Но тобой правит гнев, а монахи в смятении. Твой зверь страшит их. Да и менестрели поют, что в эту войну ты в одиночку два десятка личей с удара в землю клал. Шёл через ряды нелюдья словно нож в масло. Ты был способным учеником в мечном искусстве, а за войну, говорят, мастерство твоё достигло такого величия, что человек тебе не соперник. Обожди. Время сотрёт страхи.
Урдас ушёл. Интересно когда менестрели успели воспеть мои подвиги? Хотя, я знаю одно менестреля, который очень старательно воспевал любое моё деяние. Интересно когда он успел?
48. Неласковая истина
Вазгар:
Раны болели, но мой разум целиком был занят загадками. Наверное, я так устроен, непознанное заставляет меня стремиться, неустанно идти, чтоб разгадать.
Истории брата Урдаса и старика-чревоходца в чём-то были схожи, а в чём-то противоречили. Кому из них я доверяю? Ни одному! Кто из них мне лжёт? Может статься, что и оба сразу.
Урдас пришёл ко мне на следующий день и на следующий. Только он. Приносил мне еду и много разговаривал. Я и раньше любил слушать его. То, что знал он, не всякому ведомо. Но сейчас:
— Фениксы сильно не просты в беседе. Их главная стезя в магии заклинания. А заклинатель видит истину и не в силах солгать ни на кроху, иначе его словестная власть над реальностью падёт. Честность хороша в меру как прочие добродетели. Честность без грамма лжи — грубость. Трудно снести такое. Особенно вспыльчивым двуликим девам.
— А иные? Стезёй кровопивцев были щиты. А какова магическая стезя Двуликих?
— Двуликие маги жизни. Они были способны исцелить почти всё, окромя самой смерти, а ещё вытянуть жизнь из врага. На поле боя, дракон двуликой был безобидной ящеркой в сравнении с самой девицей.
— А чревоходцы?
— А чревоходцы были магами смерти. Теми, кто способен провести душу из-за грани и наоборот. Упокоить или поднять нежить.
Я задумался. Эта история постоянно выписывала узоры. И каждый новый ложился, дополняя прежние.
— Почему же в храмах считают, что женщина-связующая стоит за руку с жизнью, а мужчина — связующий за руку со смертью? Ведь на самом деле жизнь и смерть в них самих.
Урдас усмехнулся:
— В храмах просто красивое толкование, удобный вид для обрядов. Первый храм людей был на месте монумента основателям. С него эти скульптуры и пошли. А так. Женщина-двуликая сама по себе жизнь. А чревоходец если вдуматься и не мужчина вовсе. Душа беспола, а этот нелюдь способен надевать любое человеческое тело хоть мужчины хоть женщины.