Принцесса, которая любила дождь

Александр Шони был мужчиной на вид примерно 45-ти лет от роду, с овальным лицом, высоким лбом, узкими прищуренными глазами и тонким длинным носом. Он носил длинные, зачесанные назад пепельно-серые волосы. На безымянном пальце Шони носил серебряный перстень, пожалованный ему Его Императорским Величеством в 1940-ом году, за операцию в Израиле. За эту же операцию израильская разведывательная служба МОССАД объявила охоту на него. Шони это не сильно волновало, даже несмотря на то, что МОССАД никогда не отказывается от своих целей по прошествии даже длительного срока времени. Именно из-за этого израильского упорства за последние полвека МОССАД лишился 28-ми своих агентов. Но им в какой-то мере повезло — им удалось увидеть живьем такую легендарную фигуру. Правда, за мгновение перед собственной смертью. Да, когда речь заходила о его личной безопасности — Александр Шони не знал жалости.

Александр Шони вальяжно расположился в кожаном кресле с сигарой меж пальцев и бокалом коньяка в руке. Он обмакнул кончик сигары в «Мартель», затянулся, зажмурился, смакуя купаж.

— Значит, она подозревает Вас? — спросил он.

Фон Штернгольдт кивнул.

— А недавно она практически прямо в лицо заявила, что подозревает меня в шпионаже, — сказал князь.

Он сидел за своим рабочим столом с бокалом красного вина.

— А Вы кого-то подозреваете? — спросил Шони.

— Да, — сказал префект. — Я думаю, что это или Альфан, или… — князь помедлили с ответом, затем собрался с силами и продолжил, — или Вы…

— Вполне логично, — сказал Шони, пригубил коньяк, снова затянулся сигарой. Подозрения князя никак не сказались на его душевном спокойствии. — «Уеду в Сантьяго-де-Куба… С головою Фонсеки, курчавой и русой, уеду в Сантьяго-де-Куба…» — продекламировал он, повертел меж пальцев длинную ароматную «торпеду». — Гаэтано Лорка, замечательный поэт, воспевший красоту родного края и, между прочим, прекраснейших сигар. Между нами говоря, не понимаю, что нашла ваша Анджелла в этих «Cohiba». По-моему, «Fonseco» гораздо лучше, утонченнее. Кстати, а Вам не кажется, что это именно она и работает на два фронта, и давит на Вас, чтобы отвести от себя все подозрения?

— Этого не может быть… — обомлел префект. — Она же отчитывается перед вашей службой, вам сразу все станет известно.

— А почему, как Вы думаете, я приехал в Вашу префектуру с инспекцией? — спросил Шони насмешливо. — Успокойтесь, я пока еще не утверждаю, что Анджелла — предательница, просто я обдумываю все возможные варианты. И этот вариант мне кажется наиболее вероятным.

— Нет, это невозможно! — вспыхнул префект. — Я никогда не поверю в это! Кто угодно, но только не она! Кто, как не Вы, знает это лучше!

— Возможно, — Шони небрежным движением стряхнул пепел с кончика сигары в серебряную пепельницу. — А если мне не удастся убедить в этом Верховный Совет?

— А Совет отважится предъявить ей такие обвинения? — удивился фон Штернгольдт.

— И не только отважится, но даже будет к этому усердно стремиться, — сказал Шони. Голос его тотчас утратил былую плавность, похолодел, стал отрывистым, как команда, как распоряжение. — Вы сами знаете, как все осложнилось со смертью короля Августа. Сейчас нами правит Верховный Совет, но это ненадолго. Спустя 30 дней после смерти императора Совет Опекунов должен определить, может ли наследник занять престол, подготовлен ли он к этому. А Анджелла вовсе не годиться на роль королевы, она совершенно не разбирается ни в политике, ни в балансе сил внутри нашей системы. Ее этому никто не учил. И не забывайте что она — женщина; никогда прежде женщина не занимала престол. И они используют это против нее, испробуют все, чтобы отнять у нее престол. И Фергюссон здесь не поможет, потому что он — второй ребенок. И ярлык на великое княжение всегда остается за первым ребенком короля, но Август не ожидал рождения дочери. И даже если Совет Опекунов сможет доказать, что Анджелла способна править — Верховный Совет обязательно найдет, в чем ее обвинить, чтобы лишить законного права на трон. А если легального способа не найдется — они поступят так же, как и с ее отцом. Физическое уничтожение.

— И Вы так спокойно об этом говорите! — воскликнул фон Штернгольдт.

— Конечно, — Шони вновь затянулся. — Это ведь для Вас она — предмет обожания, восхищения, причина банального невроза под названием «любовь». Для меня Анджелла Фрайхайт — отход производства. Пилотный экземпляр для формирования тренировочных программ Маутхаузена. И все. Точка. Как Вы уже поняли, я приехал сюда вовсе не проверять деятельность Вашей префектуры. Меня интересует только она. Признаться честно, я с самого начала был против всех этих генетических модификаций, но результат превзошел все наши ожидания в сотни раз. Она живет, понимаете? Она живет уже седьмой десяток лет, и это значит, что модифицированный генный аппарат прижился. Если Верховный Совет все же отважится на ее уничтожение — что ж, я бы с огромным интересом взглянул на это.