Принцесса на горохе

– СПИД по воздуху не может передаваться, ― Елена не всегда грамотно строила фразы, и легкий акцент слегка проскальзывал. ― В России неправильное отношение к таким больным: эти люди несчастны, надо проявлять милосердие, а не обливать их презрением. Вы не должны бояться, в клинике держат все меры предосторожности. Посетители находятся в безопасности, всегда.

На своей машине Лена Шнайдер повезла сестер в сторону западного предместья.

– Завтра воскресенье, ― сообщила она, ― передавать документы адвокатам вам надо в понедельник. Мне стоит повозить вас по городу завтра?

Сестры выразили согласие.

– Вы хотели бы осмотреть дворцы? Шенбрунн, Хофбург и Бельведер?

– Нет, на подробные экскурсии маловато времени, лучше просто покажите нам историческую часть города.

Загородная больница, расположенная рядом с обширным парком, походила на небольшой санаторий.

– Это хоспис, ― объяснила Лена, вводя их в вестибюль, ― заведение частное и не дешевое.

Приветливая медсестра проводила их в комнату, которую занимал Виктор. Когда они вошли, сложная кровать была пуста, и аппаратура возле нее бездействовала. В комнате имелся большой телевизор, круглый столик, пара кресел. Стеклянная дверь, ведущая на просторный балкон, была распахнута. Там в кресле-каталке сидел худой человек неопределенного возраста, одетый в связанную из пестрых ниток шерстяную жилетку. Такая же пестрая, похожая на тюбетейку шапочка прикрывала его голый череп. Ира невольно вспомнила мужа в последние дни перед смертью. Лицо Виктора было изжелта-бледным, глубоко запавшие глаза внимательно смотрели на пришедших. Медсестра что-то прошептала ему на ухо, поправила плед и вышла, улыбнувшись девушкам.

Елена первая вступила на балкон, за ней вышли Юля и Ира. Проговорив что-то по-немецки и выслушав тихий ответ, Шнайдер повернулась к сестрам.

– Я сказала Виктору, что вы его троюродные сестры из России. Он очень рад и просит вас присесть.

Ира и Юля расположились напротив Виктора в плетеных креслах, Лена принесла из палаты маленький табурет и присела рядом с больным. Тихим голосом он что-то произнес. Лена перевела:

– Он очень рад, что поиски его отца увенчались успехом. Просит вас рассказать ему о себе и своих семьях.

Начать решила Юля. Вначале она рассказала то, что они знали о дедушке.

– Он был известным музыкантом? ― спросил Виктор через переводчицу.

– Наверное, нет, ― ответила Юля. ― Он играл в нескольких оркестрах на разных инструментах. Одно время был музыкальным руководителем в Ленинградском Малом Драматическом театре. Много ездил по стране. Мама говорила, что даже в джазе у Утесова какое-то время играл. Лена, объясни ему, что Утесов ― наш знаменитый джазмен.

Виктор слегка улыбнулся.

– Я неплохо знаю классику мирового кинематографа. "Веселые ребята", так, кажется? Очень смешно, и музыка хорошая. Композитор Дунаевский, он много написал. В нашей семье всегда любили русскую музыку.

Сестры радостно закивали.

– Но в кино дедушка не снимался, ― уточнила Ира.

– А мой отец снялся почти в пятидесяти фильмах. А дед давал сольные концерты на скрипке перед Второй мировой войной, по всей Европе. Во время бомбежки в сорок пятом он был ранен и уже не мог выступать, преподавал в Боннской консерватории. Вскоре после войны он вернулся в Австрию и в пятьдесят девятом умер. Я его не знал.

– Наш дедушка тоже преподавал музыку и пение, и еще немецкий язык, только в обычной школе ― это перед самой войной было. Дедушка умер от дистрофии во время блокады Ленинграда.

Юля еще рассказала про бабушку, про маму, показала фотографии, которые они привезли с собой. Виктор рассматривал фото, возникла пауза.

– Теперь ты расскажи нам о себе, Виктор, ― попросила Ира.

– Я родился, когда мой отец был уже совсем не молод, но еще снимался в кино. И я с детства решил связать свою жизнь с кинематографом. Выучился на оператора, снимал видеоклипы ― до большого кино дело не дошло. Наверное, потому, что я слишком много внимания уделял околокиношным тусовкам…. Это сейчас стало модно вести здоровый образ жизни, а лет пятнадцать―двадцать назад все было иначе. Все поголовно пили, наркотики в нашей среде считались обычным делом. Я понял, что болен, два года назад, но не знаю, когда и от кого заразился… Вы, наверное, поняли, что я гей…

Лена бесстрастно переводила, сестры украдкой переглянулись, а Виктор продолжал:

– Девушки меня никогда не привлекали. А друзей-мужчин было много. Конечно, отец не одобрял мой образ жизни. Он-то у нас был святым, прожил с моей матерью больше тридцати лет. Может, он до сорока лет был девственником? ― больной хрипло рассмеялся. ― Хотя, вряд ли… Знаете, каким красавчиком он был в молодости? Здесь у меня нет ни одной фотографии, а дома только недавние. Если будете на вилле ― привезите мне портрет, тот, что на каминной полке в гостиной. В детстве я очень гордился, что у меня отец ― такой красавец… Так о чем это я говорил?.. Да, ему не нравилось, как я живу, он даже перестал со мной общаться на какое-то время. А мне было плевать… Но когда он узнал, что я болен…