Принцесса на горошине

- Нет. Просто, думаю, нам всем нужно обдумать нашу встречу. – Я глянула на мать, на сестру, и сказала: - Приглашаю вас сегодня на ужин. В городе есть хороший ресторан? Лиля, закажи, пожалуйста, столик. Никто ведь не против?

Мамина улыбка стала благосклонной.

- Замечательная идея. Я тысячу лет не была в ресторане. – Засмеялась. – Со дня свадьбы, наверное.

Я тут же добавила:

- Геннадия Петровича я, конечно, тоже жду.

- Вот ещё, - негромко фыркнула мама. – Пусть дома сидит. А я проведу вечер со своими девочками.

Что ж, возможно, это, на самом деле, лучшее решение.

Провожать меня никто не пошёл. То есть, до дверей квартиры проводили, а по лестнице в подъезде я уже спускалась в одиночку. Если честно, даже обрадовалась этому. Почему-то как только я вышла из квартиры матери, моё сердце, словно сдерживающееся последние пару часов, пустилось вскачь, щёки загорелись, и я едва удержалась, чтобы не припуститься по ступеням вниз бегом. Остановила себя, сказала себе, что это неправильно. Но я была расстроена и разочарована, что скрывать? Правда, пока никак не могла определить, чем именно.

Пал Палыч встретил меня на улице, расхаживал вокруг автомобиля. А когда меня увидел, остановился, и спросил, как только я подошла:

- Ну что?

Надо сказать, что в его короткой фразе волнения и переживания было куда больше, чем во всех словах моей матери за прошедший час. И мне, как в детстве, захотелось остановиться перед главным папиным охранником, и разрыдаться от бессилия. Пал Палыч в такие моменты всегда кидался мне на помощь. Вот только сейчас он мне чем поможет? Взрослой почти тридцатилетней женщине с ворохом странных проблем, которые нажила себе сама?

- Ничего, - буркнула я, и сама дернула ручку задней двери автомобиля. Рыков продолжал стоять, как изваяние, и о чем-то думать.

Я села в машину, поняла, что он так и стоит, выглянула и позвала:

- Дядя Паш, поехали. – Я очень редко его так называла, потому что обычно Пал Палыч был сторонником служебной субординации, особенно, с тех пор, как я достаточно повзрослела. Помню, что это произошло в тот момент, когда мне исполнился двадцать один год. А тут за два дня я несколько раз обратилась к нему не как к сотруднику. Это добавляло переживаний, и мне, и ему. Говорило о том, что всё происходящее очень серьёзно.

- Ей надо было встречать тебя на коленях прямо у подъезда, - злился он, когда мы выехали со двора. – И прощения просить!

Я вздохнула.

- У всех своя правда.

- Это ты о чем? О том, что отец твой виноват?

- Нет. Я о том, что у всех своя правда. – Я сделала медленный вдох, правда, получился он едва ли не взахлеб. – Я должна относиться к этой ситуации здраво, - проговорила я. Но даже не для него, а, скорее, для себя. – Как взрослый человек. Прошлое от меня не зависит. Я должна простить чужие ошибки.

- Ошибки, - не удержался и фыркнул Пал Палыч. – У кого ошибки, а у кого вся жизнь наперекосяк.

Я не стала это комментировать, решив, что понимания в данный момент мы всё равно не найдем. Вместо этого сообщила:

- Мы задержимся здесь на день-другой. Потом посмотрим.

Рыков, наверняка, остался недоволен, но, конечно, промолчал. Только кивнул.

- Как скажешь, Марьяна.

Вечером мы встретились в ресторане. На самом деле, без Геннадия Петровича. А я, если честно, едва дождалась вечера. В чуждом городе, в казенной обстановке гостиничного номера, я чувствовала себя хуже некуда. Будто связанной по рукам и ногам. Сидела в тишине и думала о… Не знаю даже точно, о чем я думала. То ли о себе, то ли о матери, о нашей с ней встрече, то ли об отце, вспоминая все его рассказы о ней. Получается, это на самом деле были лишь рассказы. Его фантазии. О том, как они с мамой любили друг друга, как были счастливы, какие-то потешные истории из их жизни и поездок. Я всегда слушала их взахлеб, и за каждую из них маму любила, грустила, что судьба сложилась так, что она не смогла провести с нами больше времени. И что мне теперь делать с правдой, я не знала.

На душе кошки скребли, было неприятно и гадко.

Наверняка, если бы Шура была рядом, она без конца бы причитала, глядя на меня. Так что, хорошо, что я далеко, и могу побыть в одиночестве.

Ресторан, в котором Лиля заказала столик, не показался мне особо презентабельным, но я понимала, что мои привычки и пристрастия в данных обстоятельствах работают против меня. Я увидела мать и сестру, поджидающих меня за столиком, улыбнулась им в знак приветствия. Мама даже поднялась мне навстречу. Я отметила для себя её яркое платье по фигуре, довольно смелый вырез на нём, оценила причёску, забранные наверх волосы, и именно такая, она мне напомнила себя прежнюю. Ту женщину с фотографий. Красивую, утонченную, стильно одетую. Это была она. Вот только стиля и утонченности ей, явно, не доставало. Куда-то всё это неожиданно подевалось. Ежедневная рутина уничтожила.