Принцесса с дурной репутацией

Мы все склонились в реверансе, и лишь Фигаро, умелец по части одновременных реверансов и вопросов, спросил:

– Кого мы имеем честь встречать на земле герцогства Монтессори?

Существо открыло рот. У него оказался неожиданно глубокий баритон:

– Я маркиз Корделио Фра Анджело, и я имею полное благословение Его Высокоблагочестия подготовить жилище герцога Монтессори к столь высокому визиту.

– А мы думали как-то сами… – донеслось из собравшейся толпы слуг, но маркиз даже не прореагировал на эту реплику. Своими огромными черными глазами он посмотрел на Фигаро и спросил:

– Вы – домоправитель?

– Так точно.

– Извольте проводить меня в мои покои и велите через шестнадцать минут подать туда свежего зеленого чаю. Без сливок и молока. После чая я жду вас у себя для обсуждения программы встречи Его Высокоблагочестия.

– Х-хорошо, – выдавил Фигаро, а кузнечикоид обвел глазами поместье и сказал:

– У вас мило. Скромно, но мило. Его Высокоблагочестие любит такие запущенные места.

Наверное, когда он делал разворот головой, я одна заметила, что глаза у него фасетчатые. И над переносицей два маленьких стебелька усиков. Что, Вторжение началось вот так просто?! Мессер Софус, я просто не дождусь встречи с вами!

Меж тем маркиза Корделио проводили в его покои (на самом деле это были покои Фигаро, но там царил всегда идеальный порядок, так что сами понимаете). Слуги собрались внизу на кухне и помалкивали, что было вообще-то для них нехарактерно. Мы с Оливией шли в библиотеку.

– Ты заметила? – спросила Оливия.

– Имеешь в виду фасетчатые глаза и усики?

– Руки, нет, скорее, псевдоподии, с зацепками, как у саранчи. Рукава камзола это скрывают, но я же люблю подсматривать там, где скрыто. И еще ему очень трудно двигаться коленками вперед.

– Значит, это не человек, это монстр. И самое интересное, что этот монстр объявил себя распорядителем торжеств по случаю прибытия Его Высокоблагочестия. Как ты думаешь…

– Его Высокоблагочестие – тоже какое-нибудь насекомое?

– Не исключено.

– Ну, будем надеяться, что они носят мирный характер, очеловечились, приняли нашу культуру…

– Люция, ты че гонишь? Саранча примет человеческую культуру? Самка богомола? Пауки? Скорпионы? Сороконожки?

– Ой, ну подожди, прямо так сразу-то… А вдруг этот кузнечик – он свидетельство чуда Его Высокоблагочестия, единственный экземпляр. Ну, помнишь, в детской книжке все читали: «вывихнуто плечико у бедного кузнечика». Никто же не знает продолжения, а может, вот как раз Его Высокоблагочестие и спас несчастное насекомое, и оно теперь ему верно служит.

– Люция, какая ты все-таки дура. Я считаю – это нашествие.

Меня прямо в грудь толкнуло. Но я не могла пересказывать Оливии свои беседы с мессером Софусом.

– У тебя точно паранойя, Оливия. Начитаешься всяких запрещенных романов на ночь: «Человек-паук губит Галактику», «Человек-таракан насилует земных принцесс». Лучше бы почитала стихи какие-нибудь.

– Ага, «Путешествие по аду» моего папаши, где все муки и грешники описаны так, словно он с ними за ручку здоровался. Уж лучше человек-паук. Знаешь, сколько у паука яиц?

– Отстань! Фу, гадость, я пойду, переоденусь к обеду. И вообще, раз тут это зеленое нечто появилось, надо вести себя благородно и достойно, чтоб потом от герцога не влетело.

В своей комнате я осмотрелась. Здесь всегда было чисто – и благодаря моим усилиям, и благодаря старательности горничной. На кровати было разложено свежее платье – значит, о переодевании к обеду подумала не я одна. Платье было темно-зеленого цвета, а по подолу были вышиты салатовые листочки и цветочки. Мало того, полагался геннин с темно-зеленой вуалью. Если учесть, что геннин я не носила со времен пансиона, то становилось ясно – это ужесточение местных правил.

Когда я вышла в обеденный зал, мне показалось, что я гуляю в парке. Все дамы и мужчины были одеты в одежды самых разных оттенков зеленого цвета, а самые подобострастные – в оттенки маркиза Фра Анджело. Самое ужасное, что даже на Оливии были лосины цвета пекинской капусты и туника цвета репы.

– Интересно, – молвила Оливия, – а за обедом нам тоже репу будут подавать. Или тушеное сено?

Молодые люди, оставив свои обычные вольности, подвели дам к столу и сами расположились стоя, ожидая высокого гостя. Оказалось, гость не может никуда впереться без своих герольдов. Сначала вошли они, протрубили какое-то яростное безобразие, а затем уже изволил войти маркиз Фра Анджело. Интересно, подумала я, а в туалет он тоже с герольдами ходит, дважды – до и после? Или ему – как кузнечикоиду – человеческие уборные ни к чему?

Маркиз остановился у своего кресла и оглядел зал огромными глазами.

– Приятно видеть такое общество, – молвил он. – В столь гармонично выбранных цветах нарядов. Прошу садиться, господа.

Нет, все-таки сел он коленками вперед, за этим я проследила.

Начали подавать блюда.