Принцесса с дурной репутацией

В воротах показалась процессия, которую я не забуду, даже если мой мозг усохнет и станет размером с лесной орех. Впереди, сплошь закованные в сверкающие латы, строевым шагом шли священные гвардейцы Его Высокоблагочестия. Над их шлемами развевались плюмажи из желтых и черных перьев – цветов священной гвардии города Рома. Примерно посреди дороги они резко остановились и рассредоточились по всей длине ковровой дорожки с обеих сторон. В прорезях шлемов не было видно их глаз – только блестящая чернота, но, наверное, не у одной меня создалось ощущение, что эта чернота очень внимательно следит за всем, что происходит вокруг. Спины гвардейцев покрывали плащи – полупрозрачные, блестящие, как слюда, с сетью прожилок. Они напоминали…

– Крылья, – прошептала Оливия. – Это крылья.

Я вцепилась в ее рукав, чтоб она заткнулась, и без ее комментариев все выглядело жутче некуда.

Все вдруг услышали пение. Слов в нем невозможно было разобрать, словно хор цикад вел слаженную однотонную мелодию. Шла процессия святых послушников – существ, полностью закутанных в белые многослойные одежды. Это они пели. И, как показало время, насчет их видовой принадлежности я не ошиблась.

И наконец на алую ковровую дорожку ступили шесть рослых носильщиков, увешанных золотой бахромой. Но при внимательном рассмотрении выяснилось, что под сверкающими нитями находились огромные, до жути огромные богомолы.

– Люци, мне плохо, – услышала я шепот Оливии. – Меня тошнит. Это же…

– Молчи, ради всего святого! Держись!

– Но ты это видишь?!

– Да. Постарайся глубже дышать. Это уймет тошноту.

Носильщики остановились и опустили паланкин на землю. Только теперь я поняла, что высота паланкина в два человеческих роста. На его золоченой крыше щелкнули, отстегиваясь, крепления, и он распался на две половинки, как проросший боб. Только то, что было внутри, к бобовым не имело никакого отношения.

Носильщики и послушники пали ниц. Это словно послужило сигналом к обморокам и коленопреклонениям в толпе гостей. Только герцог Альбино, Фигаро, да еще мы с Оливией твердо стояли на ногах, несмотря на то, что по ковровой дорожке к дверям замка приближался гигант в перламутрово переливающейся мантии и сверкающей тиаре с плотной вуалью.

Герцог Альбино преклонил перед ним колено:

– Добро пожаловать в Кастелло ди ла Перла, ваше Высокоблагочестие.

В ответ послышалось низкое, глухое жужжание. Из складок мантии выпросталось что-то наподобие сухой корявой ветки и коснулось головы герцога.

Монотонно пели святые послушники. От священных гвардейцев пахло разоренным ульем. Его Высокоблагочестие ступил под своды замка.

Я поняла, что Оливия давно уже находится в глубоком обмороке и только мои руки не дают ей упасть.

Один из носильщиков священного паланкина оторвал другому голову. Я надеюсь, что кроме меня этого никто не заметил: гвардейцы быстро оцепили паланкин, а у гостей хватило ума поскорее ретироваться под своды замка и благочестиво попрятаться по своим комнатам.

Глава двенадцатая Свобода, равенство и тыква

Созерцание красот природы возвращает душевное равновесие. Любуйтесь полями свеклы и турнепса, и будет вам счастье.

Из проповедей Его Высокоблагочестия, т. 370

– Ваше Высокоблагочестие, позвольте вам представить мою единственную дочь Оливию. А это ее компаньонка Люция Веронезе.

– Оч-ш-шень, оч-ш-шень приятно.

Оливия и я склонились перед теодитором. Ишь ты, все-таки звуки, похожие на человеческую речь, он может издавать.

– Ваше Высокоблагочестие, угодно ли вам проследовать в ваши покои для отдыха или вы сначала выступите перед публикой с проповедью?

– Нет. Отдохнуть. Сначала – отдохнуть. Крыш-ша?

– Да, ваше Высокоблагочестие. Там же сервирован обед для вас. Мой мажордом проводит вас по лестнице…

– Зач-ш-шем лестница? Я не люблю замкнутых помеш-щений. Я уж-ж-ж на свеж-ж-жий воздух…

В оцеплении из святых послушников, святой теодитор вышел из замка. За ним последовала некоторая толпа благочестиво настроенного населения (и мы) и стала свидетелем чуда. Его Высокоблагочестие распахнул свою перламутровую мантию как крылья (почему как, это и были крылья) и с жужжанием взлетел на крышу замка. За ним, треща прозрачными крылами, взлетели священная гвардия и послушники. Обживать чердак, надо полагать.

– Они вознеслись, – благоговейно прошептала одна из дам. – Воистину они не такие, как мы, грешники!

То, что они не такие, – и ежу понятно, и греховность или праведность здесь ни при чем, хотелось сказать мне, но тут подошел Фигаро:

– Его светлость ожидает вас в своих покоях через полчаса. Он также отметил, что торжественный прием окончен и вы можете переодеться в более удобную одежду. Лосины исключены.

– Понятно, – сказала Оливия. – С чего это папаша так заторопился меня увидеть?

Вопрос, как вы понимаете, был риторический.